Александр I. Самодержавный республиканец

Приказ об аресте членов тайного общества Александр не отдал не только потому, что, по его словам, «не мне их судить», но и из-за страха перед судом Истории. Он совсем не желал повторить судьбу казненных королей Карла I в Англии или Людовика XVI во Франции, но и прослыть жестоким деспотом в памяти потомков не хотел. Именно об этом монарх говорил начальнику Главного штаба П. М. Волконскому: «Ты ничего не понимаешь, эти люди могут кого хотят возвысить или уронить в общем мнении; к тому же они имеют огромные средства; в прошлом году во время неурожая в Смоленской губернии они кормили целые уезды». Как уже говорилось, общественное мнение приобретало всё большее значение в жизни россиян.

Кроме того, из сообщений доносчиков, старавшихся перещеголять друг друга в глазах начальства, следовало, что в руках заговорщиков находилась чуть ли не половина Гвардейского корпуса, а также значительная часть армии; в их рядах, согласно тем же донесениям, состояли члены Государственного совета, сенаторы и другие высокопоставленные лица. В подобных условиях начавшиеся аресты заговорщиков могли вызвать даже не смуту, а полномасштабную гражданскую войну с абсолютно неясным исходом.

В работах значительной части историков выражается искреннее сожаление по поводу того, что Александр I и декабристы не сумели подать друг другу руки и действовать заодно. Действительно, как это ни парадоксально, правительство и радикалы втайне друг от друга готовили проекты одних и тех же государственных преобразований (отмены крепостного права и введения конституции), исходя при этом из одной и той же посылки — «оседлать» возможную революцию и ввести ее в «цивилизованные» рамки. На наш взгляд, иной сценарий развития событий, чем сложившийся в реальности, вряд ли был возможен. Дело не только во взаимном недоверии монарха и радикалов, хотя и это немало. Не менее важно и то, что Александр Павлович не видел в декабристах серьезных союзников, поскольку большинство из них пребывали в обер- и штаб-офицерских чинах, а потому не представляли собой, в глазах императора, серьезной политической силы.

Он имел свой план действий, который и пытался провести в жизнь. Многие современники (и не только они) противопоставляли александровский либерализм его желанию навести порядок в стране и в Европе. На самом деле два этих желания прекрасно дополняли одно другое. Наведением порядка в верхних слоях общества занимался сам Александр Павлович со Сперанским. Аракчеев же должен был организовать крестьянские массы, превратив их в служилых людей (отсюда и идея военных поселений). Такая вот получалась «русская модель развития». Но тут необходимо сказать и еще об одном обстоятельстве. В противовес «разложившейся» гвардии император хотел иметь свою, подчиненную ему без оговорок армию для поддержки трона в ходе готовящихся преобразований. Не будем забывать, что даже в августе 1825 года Александр I в беседе с Карамзиным высказывал твердое намерение дать России основные законы, то есть конституцию.

Не менее важным представляется и то, что первая серьезная декабристская организация (1816) возникла тогда, когда Александр I стал разочаровываться в реальной политике, отдавая предпочтение религии и нравственному совершенствованию подданных. Дворянские радикалы еще планировали, мечтали и надеялись — а государь уже попробовал действовать и столкнулся с жестким сопротивлением дворянства (как он мог надеяться после этого на поддержку дворян-декабристов?). Они еще не колебались, когда Александр Павлович уже в полной мере испытывал сомнения и разочарования. Царь и передовая часть дворянства, можно сказать, заметно разошлись во времени надежд на лучшее, более справедливое социально-политическое устройство страны.

Следует отметить еще одно обстоятельство, связанное с движением декабристов. Как часто бывает в авторитарных государствах, у оппозиционеров (особенно радикалов) формируется зеркальная антитеза государственной власти. Всеобщая централизация «сверху», ее мощное давление на общество приводят к появлению схожих по структуре и принципам теории и практики у революционеров. Далее в их среде рождается и набирает силу представление и об организационной антитезе власти (создание тайного общества, тактика захвата власти для насильственного «осчастливливания» населения, создание нового, не менее централизованного, чем прежнее, но «справедливого» государства).