Александр I и Наполеон

После этой феерии новых побед Наполеон ждал если не распада, то расстройства коалиции. Но, вопреки его ожиданиям, она… сплотилась. Александр I получил мощную поддержку в лице недавно прибывшего из Лондона британского министра иностранных дел Р. Каслри. Они сумели внушить своим партнерам мысль о том, что если теперь, уже вторгшись во Францию с многократным превосходством сил, союзники не смогут низвергнуть Наполеона, то через год-два, когда он воссоздаст былую мощь своей «Великой армии», опять вся Европа станет жертвой его агрессии. Эта мысль воспалила всех руководителей коалиции. Даже трусливый Фридрих Вильгельм III начал приходить в ярость. 9 марта в Шомоне союзники скрепили договором новую клятву на верность друг другу: «Не положить оружия, прежде чем цель войны (т. е. разгром и низложение Наполеона. — Н.Т.) будет достигнута». «Наполеон нанес визиты во все столицы Европы. Неужели мы уступим ему в вежливости?» — горячился фельдмаршал Г. Блюхер. Контрпроект Наполеона от 15 марта, по которому его империя сохранялась бы в границах 1805 г., союзники отвергли.

Военные действия возобновились — и опять неудачно для союзников. 21 марта при Арси-сюр-Об Наполеон отбросил Шварценберга, а 26-го под городком Сен-Дизье, где два месяца назад была одержана его первая в кампании 1814 г. победа, разбил русско-прусский корпус Ф.Ф. Винценгероде. Главное же, под впечатлением побед Наполеона теперь «едва не воспламенился для национальной войны» (по выражению И.Т. Радожицкого) французский народ.

В то время как фабриканты, биржевики, придворная знать, а частью даже министры и маршалы отходили от Наполеона, готовые предать его и договориться с союзниками, трудовые «низы», которым жилось в империи неизмеримо хуже «верхов», поддерживали императора. Для них Наполеон был альтернативой Бурбонам, а Бурбоны — воплощением дореволюционного режима, при котором рабочие были лишены минимума зарплаты, крестьяне — земли, те и другие — гражданских прав. Теперь, когда отечеству угрожало, как в начале революции, чужеземное нашествие, в обозе которого спешили вернуться на французский престол Бурбоны; когда рабочим и крестьянам приходилось выбирать между Наполеоном и Бурбонами, они предпочитали Наполеона. Вожди 6-й коалиции с тревогой узнавали о народных восстаниях и партизанской борьбе против союзных войск на занятой ими территории Франции[118].

В такой обстановке единственную и вполне реальную возможность победить дал бы Наполеону его призыв к национальной войне, к всенародному ополчению, которое уже спасало Францию от интервентов и сопутствующих им Бурбонов в 1792–1794 гг. Но такой радикальный шаг, который был бы в духе генерала Бонапарта, императору Наполеону не подходил. Генерал О. Себастиани вечером после битвы при Арси-сюр-Об прямо спросил императора, почему он не хочет «поднять нацию», и услышал в ответ: «Поднять нацию в стране, где революция уничтожила дворян и духовенство, а я задушил революцию? Это — химера!»

Был ли император так ослеплен блеском своих побед, что рассчитывал выиграть кампанию 1814 г. у противника, в семь раз численно преобладавшего только на полях битв обычной войны? Едва ли. Был у него, вероятно, и расчет на противоречия внутри коалиции, которые он надеялся усугубить своими победами и, таким образом, подтолкнуть коалиционеров к более выгодным для него условиям мира.

Как бы то ни было, после Арси-сюр-Об Наполеон задумал маневр с выходом в тыл союзникам, чтобы оттянуть их на себя от Парижа, а самому тем временем сблизиться с 40-тысячным корпусом маршала П.Ф. Ожеро, который бездействовал в Лионе. 26 марта после боя при Сен-Дизье он узнал от пленных, что союзники вместо того, чтобы повернуться к нему лицом, пошли прочь от него — на Париж! «Прекрасный шахматный ход! — воскликнул Наполеон. — Никогда бы не подумал, что генерал коалиции способен на это!» «Он забыл, — комментирует восклицание Наполеона А.К. Дживелегов, — что Шварценберг учился в его школе». Все было проще: подсказала союзникам «шахматный ход» и решила судьбу Парижа измена…

Наполеон не знал, что еще 17 марта в Труа, где размещалась штаб-квартира союзников, прибыл эмиссар Ш.М. Талейрана и агент Бурбонов барон Э. Витроль. Он передал Александру I нарочито неряшливую и безграмотную по форме (для конспирации) записку от Талейрана с настоятельным советом оставить Наполеона в тылу и спешить к Парижу, где союзников ждут. По свидетельству К.В. Нессельроде, эта записка уже «решила вопрос о движении на Париж». Пока союзники готовились к маршу, несколько сомневаясь верно ли их решение, Бог послал им (как они думали) еще одну удачу, которая сняла все сомнения. 23 марта казаки перехватили письмо Наполеона к императрице Марии Луизе, где говорилось: «Я пошел к Марне. Сегодня буду в Сен-Дизье». Так стало ясно, что Наполеон удаляется на восток от Труа. 24 марта союзники из Труа быстро пошли на запад — к Парижу.