Александр I

Зарницкий шёл печально, опустив голову, и не слыхал зова своего слуги; думы, одна другой мрачнее, не давали ему покоя.

– Ваше благородие! – повторил денщик.

– Ну, что ты?

– Стало быть, ваше благородие, мы в плен попали.

– Попали, брат Щетина, – со вздохом ответил Пётр Петрович.

– Нехорошо, ваше благородие!

– Что хорошего! Хуже смерти.

– А вы, ваше благородие, не отчаивайтесь, можно побег учинить, – таинственно сообщил Щетина.

– Побег – ну, брат, навряд! Зорко стеречь будут – не убежишь.

– Убежим, ваше благородие, надо только время выждать.

– Ну, станем ждать.

– Император, император! – заволновались вдруг конвойные, завидя Наполеона, ехавшего навстречу пленным.

– Кто из вас старший? – останавливая лошадь, спросил Наполеон у пленных.

Старшим по чину в этой партии пленных был ротмистр Зарницкий; он выступил вперёд.

– Кто вы? – в упор смотря на ротмистра, спросил Наполеон.

Зарницкий назвал свой чин и полк, в котором служил.

– Знаю, слышал. Ваш полк честно исполнил свой долг, а вы, господин ротмистр, оказывали чудеса храбрости. Я слышал.

– Я дорожу похвалою великого полководца, – вежливо ответил Зарницкий, кланяясь Наполеону.

– Вы заслужили, господин ротмистр, гораздо большего!

Наполеон приказал отвести пленных на бивуаки и позаботиться о них: устроить им ночлег, перевязать раненых.

Приказание было в точности выполнено; раненых повели в шалаши, выстроенные при главной квартире Наполеона. Французы очень радушно приняли наших. Ротмистра Зарницкого с его денщиком поместили в отдельном шалаше, где поставили походную кровать, стол и стул. Зарницкому перевязали рану. Измученный и голодный, он, исправно поужинав, выпил добрую порцию вина и, повалившись на кровать, скоро заснул богатырским сном.

Щетина не спал, он обдумывал план побега. Он вышел из шалаша, но сейчас же вернулся: около шалаша стоял на карауле французский солдат с ружьём на плече.

«Ведь ишь, дьявол, всё «маршует». Прихлопнул бы его, да как? Пожалуй, хуже будет: из шалаша-то убежишь, а у цепи попадёшься, ни за что пристрелят тебя», – рассуждал Щетина.

Полночь. В главной квартире императора погасили все огни; всё давно спало, только караульные мерно расхаживали каждый на своём посту. Едва пробило полночь, как солдат, стоявший у шалаша Зарницкого, ушёл спать. К русским пленным французы относились нестрого: не было особенно сильного надзора, потому что они были уверены, что уйти пленным трудно. Да и куда бы они ушли в холодное зимнее время, не зная дороги? Если бы кто и убежал из плена, он рисковал замёрзнуть, заблудиться и попасть снова в руки неприятеля.

Щетина вышел из шалаша и осмотрелся кругом. Ни души; тишина как в могиле.

«Вот когда убежать-то надо», – подумал денщик; он поспешил в шалаш и стал будить крепко спавшего ротмистра.

– Ваше благородие, а ваше благородие! Ведь ишь спит – пушкою не разбудишь.

Зарницкий не просыпался.

– Эко горе! Никак его не разбудишь. Да проснись! Говорят тебе! – с сердцем крикнул Щетина, тряся за рукав своего барина.

– Ты что! Или время на парад? – спросил Зарницкий, протирая глаза. Благодетельный сон перенёс его снова к себе на квартиру, в Петербург, и он совершенно забыл печальную обстановку, в которой находился теперь.

– Какой там парад! Бежать надо.

– Как бежать, куда? зачем?

– Эх, ваше благородие! Да вы проснитесь, – с укоризною сказал Щетина.

– Ах да, мы в плену! – К Зарницкому вернулась память, и незавидная действительность вырисовалась со всею яркостью.

– Надо бежать – благо время подходящее, – снова напомнил Щетина.

– А часовой? – спросил Зарницкий.

– Ушёл. Кругом ни души не видно.

– Ты говоришь, часового нет?

– Да, ушёл! Бежим, ваше благородие!

– А как попадёмся, расстреляют.

– Не попадёмся, ведь глухая полночь, все спят.

– Стыдно мне, Щетина! Русскому офицеру бежать из плена! Если хочешь, беги, а я останусь.

– Эх, ваше благородие, что за стыд – убежать из плена? Стыд, когда вы знаете, что наши бьются с врагом, а вы тут в плену ничего не делаете, службы не несёте, – а служба ваша нужна батюшке-царю и родной земле! – с жаром говорил старик.

– А ведь ты прав, Щетина! Ей-богу, прав! При нужде чего не делают. Бежим!

– Вот и давно бы так! – обрадовался Щетина.

– Воля, брат, дороже всего на свете!

– Известно, так, ваше благородие!

– А если нападут на нас французы, нам даже защищаться нечем.

– А кулаками, ваше благородие.

– Молодец, Щетина!

– Рад стараться, ваше благородие!

Зарницкий и Щетина тихо вышли из шалаша и стали пробираться к опушке видневшегося леса.

Ночь была морозная. Порывистый ветер бушевал в поле, вихрем кружил снег и хлестал прямо в лицо беглецам.

– Ну и мороз! – сказал Пётр Петрович.

– А у нас, в России, много холоднее, ваше благородие, – ответил Щетина. – Только бы нам до леса добраться, – добавил он.

– А что же в лесу – то?

– Там место безопасное.

– Ох, Щетина, замёрзнем мы или под вражью пулю угодим.

Ротмистр и денщик подошли почти к самой цепи; стали уже видны неприятельские солдаты, но благодаря счастливому случаю французы не заметили беглецов. Зарницкий и Щетина очутились за цепью; лес от них был в нескольких шагах.