Александр I

Александр был убежден, что выступление солдат Семеновского полка инспирировано тайным обществом. «Никто на свете меня не убедит, чтобы сие выступление было вымышлено солдатами или происходило единственно, как показывают, от жестокого обращения с оными полковника Шварца, — писал он Аракчееву. — …По моему убеждению, тут кроются другие причины… я его приписываю тайным обществам» [55]. Начались их усиленные поиски. Однако не полиция напала на след существовавшего в то время декабристского Союза благоденствия. С ноября 1820 — февраля 1821 г. власти уже располагали серией доносов; в конце мая 1821 г., по возвращении Александра I из-за границы, генерал И. В. Васильчиков подал ему список наиболее активных членов тайного общества. Рассказывают, что царь бросил список в пылающий камин, якобы не желая знать «имен этих несчастных», ибо и сам «в молодости разделял их взгляды», добавив при этом: «Не мне подобает карать» [56].

Карать он умел, и очень жестоко. Отказ же от открытого судебного преследования был вызван отнюдь не соображениями «гуманности», Громкий политический процесс мог посеять сомнения относительно могущества «жандарма Европы». Александр I, по свидетельству С. Г. Волконского, вообще не любил «гласно наказывать». Размышляя, «что воспоследовало бы с членами тайного общества, если бы Александр Павлович не скончался в Таганроге», Волконский писал: «Я убежден, что император не дал бы такой гласности, такого развития о тайном обществе. Несколько человек сгнили бы заживо в Шлиссельбурге, но он почел бы позором для себя выказать, что была попытка против его власти» [57]. Действительно, не желая преследовать явно, Александр покарал ряд выявленных членов тайного общества скрытно, без суда и огласки: отставкой и ссылкой с установлением полицейского надзора.

1 августа 1822 г. Александр I дает рескрипт на имя управляющего Министерством внутренних дел В. П. Кочубея о запрещении тайных обществ и масонских лож и о взятии от военных и гражданских чинов подписки, что они не принадлежат и не будут принадлежать к таковым организациям [58]. В течение 1821 — 1823 гг. вводится централизованная и разветвленная сеть тайной полиции в гвардии и армии. Вся система слежки делилась на ряд округов, имела свои центры, условные явки и пароли, целую сеть низших и высших «корреспондентов». Были особые агенты, следившие за действиями самой тайной полиции, а также друг за другом. Активизировала свою деятельность и «гражданская» тайная полиция. «Недостатка в шпионстве тогда не было, — вспоминает А. И. Михайловский-Данилевский, — правительство было подозрительно, и в редком обществе не было шпионов, из коих, однако же, большая часть были известны; иные принадлежали к старинным дворянским фамилиям и носили камергерские мундиры» [59].

Следили и за высшими государственными лицами, в том числе за Аракчеевым (у которого, кстати, была и своя тайная полиция). Служивший у него декабрист Г. С. Батеньков вспоминает, как Аракчеев во время прогулки с ним на Фонтанке указал на шпиона, который был «приставлен за ним наблюдать» [60]. В течение всего царствования Александра I действовали «черные кабинеты», занимавшиеся перлюстрацией частных писем. Это было «классическое» время доносов. Доносили не только на лиц с передовыми взглядами, но и на влиятельных вельмож и ретроградов, например, на министра полиции А. Д. Балашова, министра духовных дел и народного просвещения А. Н. Голицына, митрополита Филарета, на Аракчеева. М. Л. Магницкий подал донос даже на великого князя Николая Павловича (будущего Николая I). И несмотря на такую обстановку правительству так и не удалось обезвредить деятельность тайных организаций.

Наступление реакционного правительственного курса в 1820–1825 гг. обозначалось во всех направлениях. Были отменены все указы, изданные в первые годы царствования Александра I и несколько сдерживавшие произвол помещиков по отношению к крестьянам; вновь подтверждалось право помещиков ссылать крестьян в Сибирь «за продерзостные поступки»; крестьянам запрещалось жаловаться на жестокость своих владельцев. Усилились гонения на просвещение и печать. Цензура беспощадно преследовала всякую свободную мысль. В 1819 г. в Казанский университет для «ревизии» был послан Магницкий. Он обнаружил там «дух вольнодумства и безбожия» и потребовал «публичного разрушения» университета. Александр не согласился на это, но поставил Магницкого попечителем Казанского учебного округа.