Александр Грибоедов. Его жизнь и литературная деятельность

На другое утро, 3 мая, все, которые участвовали прошедшего дня в церемонии, опять собрались в церковь, отслужили обедню, после которой архиерей армянский Парсех говорил речь; по окончании оной отслужил панихиду и отпел вечную память. Тут офицеры Тифлисского пехотного полка попеременно со всеми присутствующими вынесли гроб, пронесли оный посреди в двух рядах выстроенного войска, которое отдало воинскую честь, и поставили на дроги, и шествие опять тихо подвигалось вперед. Стечение народа было еще большее, нежели 2-го числа; трудно было верить, что Нахичевань содержит в себе такое огромное народонаселение. Все находившиеся в церкви, генералы, штаб– и обер-офицеры провожали покойного до второго источника по живописной дороге. Здесь сняли гроб с дрог, войско сформировало каре вокруг оного, и священник русский отслужил панихиду и отпел вечную память; после чего мы все простились с покойным, прикладываясь к кресту на гробе его. Исполнив таким образом последний долг и отдав последнюю честь покойному, все возвратились в город.

Приятно и трогательно было видеть живое участие, которое все принимали в несчастной кончине покойного Грибоедова, и это ясно доказывает, что кто хотя только один раз с ним повстречался, уже не мог забыть его.

Долго еще толпы народа с печальными лицами стояли
на высотах, окружающих город, и весьма медленно рассыпались…»

Между тем Нина Александровна, ничего не зная о страшной катастрофе, случившейся с мужем, жила в Тавризе полною затворницей, не смея показаться на улицах, так как это было бы соблазном для мусульманок. Единственное утешение находила она в общении с семейством английского консула, жена и дочери которого полюбили ее, как родную, и рассеивали скуку ее музыкой, чтением, рукоделием, беседою. Кроме того, у Нины Александровны гостил родственник ее, отставной драгунский капитан князь Роман Чавчавадзе, носивший когда-то ее на руках, любивший ее, как родную дочь, и присланный сюда ее отцом в качестве пестуна, имеющего необыкновенный дар всюду вносить веселость и смех своим юмором и остроумными затеями. Грибоедов, давнишний его приятель, любил его без памяти и, уезжая в Тегеран, был покоен за жену, оставляя ее на таких руках.

Но, несмотря на это, разлука с мужем становилась все более тягостной для Нины Александровны, и особенно потому, что она была беременна. Прошел месяц… было несколько писем, суливших скорое возвращение, и затем они прекратились. Объясняли это скверными дорогами Персии, неустройством почтовых сообщений и т. п., и вдруг пришло известие о катастрофе.

От Нины Александровны поспешили скрыть беду: спасшийся Мальцев, привезший известие, по наставлению князя Романа уверил Нину Александровну, что Грибоедов здоров, но до того занят, что не имел времени написать к ней ни строчки, а поручил ему передать ей на словах, что дела задержат его в Тегеране надолго и потому он просит ее возвратиться в Тифлис, к своей матушке, и ожидать там его приезда. Нина Александровна колебалась и не знала, на что решиться. Но письмо от отца, подтверждавшее слова Мальцева и извещавшее, что он выехал к ней навстречу, в Джульфу, заставило ее отправиться в путь.

До Тифлиса довезли ее благополучно и сдали на руки матери. Между тем время шло, а писем от мужа по-прежнему не было. Тревога Нины Александровны росла с каждым днем, и наконец случай раскрыл ей истину. Однажды к ней заехала жена Паскевича и, застав ее одну, стала говорить об отсутствующем Грибоедове и о молчании его, запуталась в своих словах под частыми вопросами встревоженной Нины Александровны и кончила тем, что, расплакавшись, раскрыла несчастной женщине так долго скрываемое от нее. С тою сделался страшный истерический припадок, и на другой день она разрешилась недоношенным ребенком.

Тело Грибоедова прибыло наконец в Тифлис, где и было предано земле близ церкви Св. Давида, согласно желанию Грибоедова, 18 июня 1829 года. На похороны Грибоедова было истрачено всего (с перевозом тела из Тегерана в Тифлис) 210 червонцев и 2366 рублей. Сумма эта по высочайшему повелению была принята на счет государственного казначейства.

На могиле мужа Нина Александровна поставила часовню, а в ней – памятник, изображающий молящуюся и плачущую перед распятием женщину – эмблему ее самой; на памятнике следующая надпись: «Ум и дела твои бессмертны в памяти русской; но для чего пережила тебя любовь моя?»