Александр Башлачёв: человек поющий

В университете Александр участвовал в деятельности «Театра трех актеров». Рассказывает Сергей Соловьев, который тоже учился на факультете журналистики, но, будучи старше Александра, примкнул к театру раньше: «Я был на втором курсе, когда все началось. Нас было трое, еще два человека учились на курс старше меня, поэтому я был младшим актером. Когда они ушли, я стал старшим, и мне нужно было найти еще двух актеров. Тогда появились Сергей Нохрин[92] и Алексей Тюплин. Подавляющее большинство постановок было сделано в этом составе. Однажды был юбилей газеты «Вечерний Свердловск», нужно было прийти, поздравить коллектив. У нас город маленький, журналистов не так много, поэтому все друг друга знают. И тогда ребята пригласили Сашу, чтобы он заменил меня или кого-то другого, сейчас уже трудно сказать». Театр выступал на различных университетских мероприятиях. Один раз ребят пригласили на студенческую конференцию в Казань. Сергей продолжает: «Формальным предлогом для таких сборищ была «научная работа студентов». В Казань они уехали довольно большой делегацией разгильдяев типа этих троих. Там были Сергей Нохрин, Вася Нелюбин и Саня. Ничего свежего они не писали, переигрывали те пьесы, которые мы написали в свое время. Принцип у театра был такой — три персонажа и, соответственно, во всех названиях присутствовала цифра три: «Любовь к трем апельсинам», «Три мушкетера», сейчас уже трудно вспомнить. Самая серьезная работа — «Сто дней из жизни трех бывших насекомых». Там были три персонажа: мормыш Вова, божий коровк Толик и бабочка-капустница Леля. Это была насмешечка над журналистикой, которая тогда существовала. По сюжету мормыш рассыпается от старости, и на его место приходит другой. Так у нас на сцене происходила смена актеров. Эту пьесу они потом довольно часто ставили, поскольку она пользовалась популярностью, в особенности в журналистской среде. Саша ее все время уточнял». Василий Нелюбин: «Помимо собственно театра на факультете было много других поводов для постановки театрализованных представлений: посвящение в первокурсники, университетский смотр (конкурс факультетской самодеятельности), последний звонок, весна факультета и так далее. К этой работе стал активно подключаться и Саша Башлачёв, а вместе с ним Саша Измайлов, я, Аня Мясникова, другие ребята с младших курсов. Саша писал тексты к спектаклям, чаще — тексты песен для постановок. На сцену он выходил всего несколько раз, на четвертом и пятом курсах... Песня «В рабочий полдень я проснулся стоя...» [«Подвиг разведчика»] была написана для спектакля «Сказка о репке». Позже, уже в Питере, она была в значительной степени переписана, но сохранила дух и настроение Башлачёва образца 1980/81 года». Отдельно следует отметить, что Александр Измайлов учился на курс старше Башлачёва, но потом взял академический отпуск, после чего они стали однокурсниками.

Летом Александр отправился на практику в Хабаровск. Подробности этой поездки неизвестны.

Кроме того, начиная с третьего курса университета Александр летом ездил в колхоз «на картошку» в Красноуфимский район Свердловской области [см. фото 15]. Вспоминает декан факультета журналистики, а тогда — молодой преподаватель Борис Николаевич Лозовский: «Каждый год это было знаковое явление в жизни журфака. На 8 сентября у нас всегда организовывали некое «бьеннале», приглашали все отряды других факультетов. Я был молодым педагогом, и меня партком послал контролировать, чтобы вели себя нормально и не злоупотребляли алкоголем. Они это понимали и устроили такую пьесу. В столовую набилось огромное количество людей. В центре — некое подобие арены или сцены. Выходит Башлачёв, он играет Александра Сергеевича Пушкина. Сидит, говорит какие-то стихи. Заходит еще один. «О, Глинка, привет! Ты когда, в конце концов, напишешь музыку на мои стихи?!» Достают бутылку. Открывают, выпивают. Заходит следующий литературно-исторический персонаж, типа Льва Толстого. «О, Лева, здорово, здорово. Садись с нами». И так все классики выходят, выпивают одну, вторую, третью. Потом, по-моему, Глинка падает под невообразимый гогот и хохот. Пьеса была принята на ура». А так о колхозной жизни пишет[93] Дмитрий Шеваров[94]: «Мы потеряли счет дням. Грязь, сырость и холод довели бы до помешательства, если бы не ощущение острова. Мы работали как негры по десять-пятнадцать часов за ничтожные гроши, но все это, казалось, стоило терпеть ради того чувства, что мы находимся на неподконтрольной территории. Здесь можно было безнаказанно послать подальше всех — от агронома до секретаря ЦК... Распевали злые песни, а злости не было. И никакой обиды на «режим», который, как мы догадывались, здорово экономил, эксплуатируя дешевую рабочую силу. Двести человек были погружены в перекрестные влюбленности, дружбы, романы, разговоры о самом главном... И было бы странно злиться на дождь и власти. На тех, кто бежал из колхоза, смотрели угрюмо. Их скорее жалели, ведь, казалось, что они бегут с острова Свободы от своего счастья, от любви...»