Александр Башлачёв: человек поющий

Александр все еще хотел жить в отдельной комнате, без соседей, но снять квартиру не получалось. В результате он перебрался в помещение кладовки для швабр напротив женского туалета. Там были только подоконник и кровать. Фактически там можно было делать две вещи: лежать на кровати или писать что-либо, используя подоконник в качестве стола. Вспоминает его университетская приятельница Ирина Горбачева: «Как заходишь, можно было сразу падать на кровать, она была шириной сантиметров восемьдесят. Там, по-моему, только такой маленький человечек, как Башлачёв, мог жить». Александр Измайлов, университетский друг Александра, рассказывает[83]: «На стене [в этой комнатке] был нарисован восход в сказочном городе — до Саши в ней жил университетский художник... Однажды я пришел к нему с бутылкой красного вина. Саша стал продавливать пробку черенком ножа... и откололось горлышко. Он побледнел. Никто не знал, что делать. Потом я догадался отвести его к умывальнику, сунул его руку под струю — вся рука была в крови и вине. Я только сейчас понимаю, что это значило». 5 декабря Башлачёв писал родителям: «Теперь уже точно — у меня маленькая комнатка. Это прекрасный вариант — очень спокойно и вообще. Сегодня получу постель, вселюсь... Может быть, есть в продаже дешевые будильники, здесь нет, а нужно. Приеду числа 30 января. Тогда возьму, наверное, всё, что надо, чтобы совсем хорошо устроиться — магнитофон, пододеяльники и т. п., лампу».

В 1979 году Александр написал, в частности, стихотворение «Ты поутру взглянул в своё окно...».

1980

В 1980 году Башлачёв часто приезжал в Череповец, во многом именно из-за сотрудничества с группой. Когда он находился в Свердловске, ему присылали мелодии на магнитофонных лентах, и он сочинял для них стихи.

По воспоминаниям друзей, Александр потом будет стесняться своих текстов, написанных для «Рок-Сентября». Александр Измайлов[84]: «Я, помню, укорял Сашу, когда слушал записи группы: «“Ах, как долго помнят губы вкус твоей губной помады”, — Саша, это пошлость, если узнают в деканате, тебе диплом не выдадут!» Он обижался, оправдывался: лучше быть понятым дураками, чем не понятым никем. И потом, им что ни напиши, они отметают всё, что сложнее поцелуя в подъезде». Однако далеко не все стихи, которые он писал в то время, становились песнями группы «Рок-Сентябрь». Некий перелом для Башлачёва знаменуется стихотворением «Ах, до чего ж весёленькая дата!..», в котором он говорит о неудовлетворенности своей средой: «совсем не там нам привелось родиться, а если там — то, значит, не тогда». Как и в переписке с госпожой «К», он ностальгирует по какому-то придуманному им безвозвратно ушедшему времени. Так или иначе, Александр довольно рано понял или почувствовал, что «здесь тупиком кончается дорога» [см. стихотворение «Ах, до чего ж веселенькая дата!..»]. Приблизительно тогда же было написано стихотворение «Давно погашены огни».

Черновые рукописи Башлачёва выглядят очень странно и интересно: слова написаны лесенкой, что-то выше, что-то ниже, так располагается множество вариантов. В строках есть пропуски для еще неподобранных слов. При этом в ранних рукописях он не зачеркивал много, а переписывал текст с изменениями и заново пытался заполнить пропуски словами, нашедшими свои места. Иногда один и тот же будущий куплет переписывался несколько десятков раз. При этом словам не было тесно, он не громоздил несколько куплетов на один лист. Пока вариант не приблизится к окончательному, Башлачёв работал над каждым компонентом отдельно. Константин Кинчев[85] рассказывает: «У него была выработана целая система. Если вы посмотрите его черновики, то там все исчеркано какими-то стрелочками: какое слово с каким должно сочетаться. Предложение должно выстраиваться по динамике с вектором, восходящим наверх. Каждое слово имеет определенное значение и должно завязываться с другим, с которым автор сочтет нужным в этой строке. Иногда предложение писалось таким образом: допустим, появлялось второе и пятое слово, а остальное было пустотой, и вот эту пустоту он потом заполнял. То есть складывал некий паззл. Принято считать, что это — поток, а художник его просто берет и записывает... Башлачёв совершенно иначе работал. Для него это была математика, в хорошем понимании этого слова». Сергей Смирнов[86] вспоминает: «Допустим, «Ржавая вода», сложная работа была над песней. Тетрадь 48 листов. Вот его стихотворение, причем большим куском. На следующей странице оно же по новой, изменения, перечеркивания, на следующей снова, снова, снова, и только на обложке этой тетради — чистый текст». Единичные сохранившиеся поздние рукописи Александра выглядят более хаотично [см. фото 14]. Нелли Николаевна однажды нечаянно выкинула черновики сына, приняв такую композицию слов за нечто несодержательное. К счастью, Александр тогда успел их спасти.