Альбигойский Крест. На Тулузу!

– Мой грозный и могущественный хозяин, мессир Ги Первый де Леви, Божьей и королевской милостью маршал де Ла Фо, моими устами говорит тебе Раймон, некогда граф де Сен-Жиль и Тулузы, маркиз Готии, что он бросает тебе вызов и вызывает на суд Божий! Ты, Раймон, именующий себя графом, ведешь богопротивный образ жизни, покрываешь еретиков, оказывая им помощь и поддержку в ущерб нашей святой католической церкви! Ты, Раймон, именующий себя графом, подстрекаешь к мятежам, убийствам, направленным на подрыв власти своего высшего сюзерена, его королевского величества Филиппа Французского, коему ты вредил, кого ты обманывал, изворачивался, переносил оммаж к его врагам и отказывался прибыть на суд курии! Мой грозный сеньор Ги де Леви вызывает тебя, Раймон, или, коли, ты откажешься, твоего сына и наследника, Раймона, именующего себя виконтом, на ордалию с копьем, мечом и прочим оружием, что ты или мой грозный сеньор Ги де Леви выберут для себя! – Он медленно окинул взором рыцарей и придворных. Некоторые из них, в ужасе отступили на шаг, переглядываясь между собой, но, большинство из дворян бросало злые взгляды на герольдов и выхватывали оружие. Герольд нагло усмехнулся, вынул из большого кожаного мешочка, висевшего у него на поясе, кольчужную рукавицу, и, глядя в глаза побледневшего Раймона, сказал. – Мой грозный и могущественный сеньор объявляет тебе, Раймон, некогда граф, «combat a l′outrance»! Срок для твоей подготовки к ордалии – четыре дня! – Герольд, зная, что граф не может увернуться от удара, иначе его честь была бы полностью потеряна, размахнулся и бросил латную рукавицу в лицо. Раймон немного прикрыл глаза. Тяжелая рукавица, сплетенная из мелких стальных колечек, больно и в кровь разбила ему лицо. – Замены нет! – Громко крикнул герольд, давая всем рыцарям понять, что вызов предназначен исключительно графу или его сыну. – Что касается остального, то мой грозный сеньор Ги де Леви извещает тебя, Раймон, некогда граф, что армия крестоносцев оставляет за собой неотъемлемое право чинить тебе, твоим людям и землям вред, урон, разграбление, пожары, уничтожать посевы и урожай, лишая тебя и вилланов покоя и мира, покуда ты, Раймон, не покоришься и не предашься суду его королевского величества Филиппа Французского!..

Раймон вскочил, но с трудом сдержал себя, выдавив лишь:

– Мы благодарим благородного герольда, через которого мессир де Леви говорил с нами! Через четыре дня мы предстанем перед рыцарем на большом ристалище, что напротив западных, или Нарбоннских, ворот! – Он окинул суровым взглядом всех своих подданных. – Если же кто-либо, благородный сеньор или безродный, осмелится нагрубить или обидеть герольда, я лично отрублю тому голову и пошлю благородному сеньору де Леви!..

Герольд поклонился и отступил на один шаг, пропуская вперед трубача. Тот громко протрубил, извещая всем присутствующим о том, что дефи принят, после чего, поклонился и встал за спиной герольда, надевшего шлем на голову и скрестившего руки на своей груди.

Второй и третий герольды, представляющие мессиров де Марли и де Клэр, в почти точности повторили процедуру вызова на ордалию, бросив вызов каждому желающему скрестить с ними копья в смертном бою. Они бросили кольчужные рукавицы на пол, прямо под ноги графа де Сен-Жиль, который инстинктивно отдернул ноги, опасаясь попасть под удар, чем вызвал усмешки на лицах крестоносцев.

Итак, три вызова брошены. Герольды почтительно поклонились, увидев лицо епископа Фулька Тулузского, волею судьбы, в одиночестве боровшегося с ересью в Тулузе и ее диоцезе.

– Мы, перед лицом нашего милосердного господа Бога, – герольды громко произнесли заранее подготовленную фразу, – уповая лишь на его милость, призываем в свидетели перед лицом Его святейшества папы Гонория монсеньора епископа Фулька, чье благочестие не подвергается сомнениям!..

Трубы зазвенели в последний раз, извещая окончание процедуры дефи. Крестоносцы медленно и торжественно покинули зал, спустились во внутренний двор, сели на коней и покинули цитадель в сопровождении рыцарей почетного эскорта, оберегавших их дипломатическую неприкосновенность от разъяренных воинов и беснующихся горожан. Их проводили за городские стены, не проронив ни единого звука, как и приказ граф Раймон…

Ги, Бушар и Жильбер, сидевшие в тени палатки сенешаля, выслушали рассказы герольдов и остались довольны. Сенешаль поблагодарил рыцарей и отпустил их, после чего, улыбнулся и тихо сказал, обращаясь к своим соратникам:

– Слава Господу! Теперь, у нас есть четыре дня на то, чтобы разгромить Сен-Феликс и вернуться к поединкам!..

– А-а-а, – произнес Жильбер, хлопая себя по лбу, – так вот, для чего ты так тщательно разыгрывал эту комедию возле стен Тулузы! Ты приковал их всех к столице, пока мы «без затей» и разных там осложнений разграбим и разнесем на камни проклятый еретический Сен-Феликс!!! Браво, Ги!!..

– Мое почтение, Ги, ты сегодня превзошел самого себя! – Засмеялся Бушар де Марли, стискивая сенешаля в своих крепких объятьях.

Ги еле вырвался и с улыбкой ответил: