Альбигойский Крест. На Тулузу!

Сенешаль озвучил знаменитое решение, вынесенное самим папой Иннокентием после сражения при Мюре.

– Вы можете спокойно проследовать в Тулузу, дон Фернандо. Надеюсь, что в ваших рядах нет моих родичей из славного рода де Лара?..

– Нет, дон Ги. Семейство де Лара сейчас, на правах «adelantado» границы, отбивают наскоки мавров, угрожающих спокойствию нашего королевства…

– Оказывается, у вас были и другие, не менее, христианнейшие дела у себя на Родине… – сквозь зубы произнес Ги де Леви, окидывая презрительным взглядом арагонцев.

Он поклонился, развернул коня и ускакал к своим знаменосцам, приказывая пропустить арагонцев в осажденную Тулузу. В лагере его встретил Бушар, удивившийся приезду арагонских рыцарей, но Ги успокоил его, сказав, что имя грозного де Марли повергло в трепет эту горстку воинов. Бушар молча пожал плечами и ушел проверять расстановку караулов, оставив сенешаля, не горевшего желанием вступать в разговоры или продолжать выпивку.

Через час, к главным воротам осажденного города подъехали три герольда в сопровождении знаменосцев, державших флаги сенешаля, де Марли и де Клэра, и трубачей, громко известивших город о своем посольстве.

Тулуза. Шато-Нарбоннез. Дворец графа де Сен-Жиль. 1 октября 1221 года. Полдень.

– Сир! К нам едут герольды крестоносцев! – Рыцарь вбежал в комнату графа, забыв о нормах этики.

Раймон вздрогнул, оторвав свой взгляд от схемы укреплений Тулузы, поднял глаза на рыцаря и громко приказал:

– Герольдов принять со всей учтивостью! Провести во дворец! И, заклинаю тебя, не умудритесь хамить или коситься на этих сеньоров! – Рыцарь повернулся, чтобы выйти из комнаты, но граф остановил его, добавив. – Всех сеньоров, находящихся в городе, пригласите срочно в большую залу дворца. Надеюсь, что это все, дон Альваро?

Рыцарь вспомнил еще одну новость, показавшуюся ему приятной. Его лицо расплылось в несколько глуповатой улыбке, после чего, Альваро произнес, стараясь придать своему голосу наибольшее значение:

– Прибыл отряд знатных арагонских кабальеро, ваша светлость!

Раймон крайне удивился этой новости. После смерти короля Педро при Мюре, повлекшей за собой гибель многих знатных арагонских сеньоров и вступления на престол юного Хайме, которого воспитывает в вере католицизму и любви к Франции преподобный отец Пьер Ноласко, граф лишь изредка, малыми группами, получал пополнение. Но, прибытие столь значимого, по меркам того времени, отряда рыцарей не могло не взволновать старого Раймона.

– Весьма кстати… – улыбнулся граф. Уголки его глаз покрыла сеть морщинок, заставив удивиться рыцаря, который уже давно не видел графа улыбающимся. – Зовите всех арагонских кабальеро во дворец. Пусть присутствуют на встрече с герольдами…

Герольдов вместе со знаменосцами и трубачами встретили достаточно прохладно, но, помня наставления графа Раймона, отнеслись к ним с уважением, избегая всяческих грубостей и провокаций. Три рыцаря, исполнявшие роль герольдов, спокойно спешились, и в сопровождении эскорта вошли во дворец графа де Сен-Жиль, неспешно поднялись по большой каменной лестнице и вошли в большую залу дворца, где их уже ожидал граф вместе со своим сыном-виконтом, сидевший на большом резном троне в окружении рыцарства и знатных сеньоров. Арагонские рыцари, прибывшие буквально за час до герольдов, после поклонов и изъявления покорности своему сюзерену, отошли и расположились в углу, ближе к входным дверям, и бросали любопытные и удивленные взгляды на герольдов. Понаблюдаем и мы за этой удивительной картиной, разворачивающейся во дворце графа.

Бряцая шпорами и оружием, медленной и торжественной поступью три герольда, за спинами которых шли знаменосцы и трубачи, ступили на каменные мозаичные плиты пола большой залы. Герольды, как и подобалось в таких случаях, шли в полном вооружении, в шлемах, но без щитов, одетые в сюркоты поверх кольчуг. Они спокойным, уверенным, но надменным взглядом окинули толпу, собравшуюся в просторной комнате и, подойдя к трону, на котором восседал старый граф Раймон де Сен-Жиль, едва кивнули головами, изображая полнейшее пренебрежение к его титулам.

Первый герольд, невысокий, но коренастый рыцарь Бернар де Поннэ, вассал Ги де Леви, кивнул трубачам. Они вышли вперед и трижды громко протрубили на весь зал, наполняя его своды веселым и воинственным звоном, который эхом пронесся по коридорам и этажам здания и вылетевшим во внутренний двор цитадели.

Герольд снял с головы шлем и, передав его трубачу, громко сказал: