Едва крестоносцы подошли к холму, как из городских ворот выскочил небольшой отряд легкой кавалерии, который устремился на них в атаку. В голове отряда высилось красный стяг с характерным геральдическим Тулузским крестом. Бушар кисло усмехнулся и крикнул, отдавая команду пикинерам и арбалетчикам:
– Эй! Ротозеи! Спешиться! Пикинерам в первый ряд! Пики наклонить! Арбалетчикам по готовности позволяю стрелять!..
Воины проворно выстроились в длинную шеренгу. Пикинеры ощетинились длинными копьями, которые на полтора-два метра превосходили в длину обычные рыцарские лансы, и стали ожидать приближения противника. Стрелки неторопливо подтащили павезы, взяли арбалеты и стали прицеливаться.
Вражеский предводитель увидел четкие и быстрые перестроения крестоносцев и отдал приказ об отходе. Но его воины, слишком разогнали коней, они лишились возможности быстро развернуться и стали отходить в сторону от стройного ряда пикинеров.
– Залп! – Крикнул Бушар де Марли. Арбалетчики выстрелили, накрыв добрую половину отряда противника дождем смертоносных стрел. Барон равнодушно посмотрел на итог их меткой стрельбы и приказал. – Пикинеры! Добить раненых! Коней, по возможности, изловить и привести в лагерь!..
Он развернулся и пошел к верхушке холма, где оруженосцы уже заканчивали установку палаток, потеряв всякий интерес к бою, закончившемуся также невнятно, как он и начинался. Гуго де Арси подбежал к нему и, запыхавшись, произнес:
– Мессир де Марли! Вы его упустили!..
Бушар удивленно посмотрел на юного англичанина и решил немного подыграть, изобразив недоумение:
– Кого я упустил? Ну-ка, давай, толком рассказывай. Не пыхти, как жеребец стоялый!..
Гуго перевел дыхание и выпалил:
– Сеньор! Там был виконт де Сен-Жиль! Я его сразу признал по шеврону, который шел поверху отцовского герба!..
– Ай-ай! Какая беда! – Притворно расстроился барон де Марли. – Вот, собака! Убег! Ускользнул, как угорь из рук! Вот, беда-то, какая!.. – тут, он не удержался и стал весело смеяться, оглашая холм своим трубным смехом.
Гуго обиделся, когда понял, что Бушар его разыграл. Он посмотрел на барона серьезным взглядом и тихо произнес дрожащими губами:
– Вот, значит, вы как, мессир де Марли! А я к вам, как к отцу…
Бушар понял, что хватил лишку своими шутками, подошел к молодому рыцарю и обнял его:
– Ладно! Не обижайся на меня! Ну, таков я, черт меня побери! Ой! Прости Господи…
Он выразительно посмотрел на Гуго и оба они засмеялись, радуясь первой и легкой победе, украшенной веселой шуткой и невинным розыгрышем.
Тулуза. Шато-Нарбоннез. Дворец графа. Вечер того же дня.
Граф де Сен-Жиль громко барабанил пальцами по столешнице, изредка вскидывая голову по направлению к дверям своей комнаты. Его сын – молодой виконт Раймон нервно расхаживал по комнате, меряя ее своими длинными ногами и бряцая шпорами по каменным плитам пола, украшенного цветной мозаикой. Отец поднял глаза и громко сказал:
– Виконт! Присядь! У меня, и так голова кругом идет, а тут еще и родной сын гремит шпорами…
Сын вскинул голову и бросил резкий взгляд в сторону отца, но сдержался и спокойно сел в соседнее кресло. Он уставился в резной потолок, пытаясь отвлечься разглядыванием диковинных драконов, украшавших стропила потолка, но, покачал головой, и сказал:
– Отец! Мне уже давно хотелось поговорить с вами… – Граф повернул седеющую голову и пристально посмотрел на сына. Виконт расценил его взгляд как приглашение к продолжению беседы, нервно улыбнулся и, опершись руками на рукоять меча, заговорил. – Отец, меня беспокоит ваше неопределенное положение, которого вы с упорством придерживаетесь все эти годы… – Граф удивленно вскинул брови, прислушиваясь к словам сына. – Лично я считаю, что нам пора покончить с половинчатой жизнью и угодливостью перед папой Римским, который, по чести говоря, кроме орд крестоносцев и унижений, доставленных вам и всему нашему роду, ничем не помог. Нам пора открыто порвать с католичеством и обратить свой взор к монсеньору Жильберу де Кастру. Только его воины и вера, исповедуемая всем народом Окситании, смогут помочь нам сохранить престол и очистить домен от всякого сброда, прикрывающегося Крестом Господним…
Раймон-старший тяжело вздохнул, как-то грустно улыбнулся и посмотрел на сына, еле слышно шевеля губами:
– Слава Господу, что нас никто не слышит. Забудь, сын мой, обо всем, что ты сейчас с горяча наговорил мне в этой комнате. – Он выразительно посмотрел по сторонам. – Молись, чтобы твои слова умерли в этой комнате, а не вырвались и не долетели до Рима. Тогда, не только нам, но и всей Окситании придет один большой и кровавый конец! Тысячи костров украсят наши владения, людей охватит страх и, прежде всего, ненависть. – Он повысил голос. – Ненависть, сын мой, прежде всего, будет направлена на нас! Забудь об этом бреде, как о страшном сне…
В это время двери комнаты с шумом открылись, и к ним буквально влетел рыцарь Пьер-Бертран де Лескюр, вернувшийся из разведки от крепости Базьеж. Он склонил колено и произнес: