Въ 7 часовъ въ этотъ день Делесовъ былъ дома, ожидая музыканта и гостей, которыхъ онъ пригласилъ нынче вечеромъ посмотрть и послушать удивительное геніальное и погибшее существо. – Въ числ гостей былъ и сынъ министра, участвовавшiй въ первомъ вечер у Анны Ивановны, и извстный знатокъ музыки Аленинъ, который на приглашеніе Делесова замтилъ, что странно бы было, чтобы былъ въ Петербург талантъ, котораго бы онъ не зналъ, модный пьянистъ французъ и старый пріятель Делесова, <бездарный> художникъ Бирюзовской, чудакъ, умная пылкая голова, энтузіастъ и большой cпорщикъ.
Захаръ былъ посланъ за ужиномъ. – Делесовъ одинъ сидлъ дома, когда у двери раздался слабый звонокъ. Действительно это былъ Албертъ, какъ предполагалъ Делесовъ; но въ такомъ виде, что не было надежды услыхать его игру нынче вечеромъ. Онъ былъ растрепанъ, испачканъ, глаза были совершенно мутны, и когда Делесовъ отворилъ дверь, онъ уже успелъ заснуть, облокотившись на притолку. Стукъ отворяемыхъ дверей разбудилъ его, онъ шатаясь, бормоча что-то, ввалился въ гостиную, упалъ на диванъ и заснулъ.
– Вот-те и музыкальный вечеръ, – подумалъ Делесовъ.
10.
Часа черезъ два стали прізжать гости, Албертъ все спалъ.
– Ну, что ваше необыкновенное созданіе? – сказалъ сынъ министра, входя въ комнату съ французомъ Пишо.
– Несчастье! ужасно пьянъ и спитъ, – отвчалъ Делесовъ.
– Ничего, отпоимъ его содовой водой.
– Славное лицо! – сказалъ Французъ, сверху глядя на спящаго немца.
Пріехалъ и Аленинъ, извстный знатокъ и петербургской авторитетъ въ музыке.
– Такъ это-то геніальное существо, – сказалъ онъ, – посмотримъ.
Художникъ долго серьезно посмотрлъ на Алберта и, ничего не сказавъ, съ недовольнымъ видомъ отошелъ отъ него.
Пишо слъ за фортепьяно и изящно и просто сыгралъ нсколько ноктюрновъ Chopin, остальные господа разговаривали между собой о вседневныхъ вопросахъ. – Албертъ изредка поворачивался и на мгновеніе открывалъ глаза. Несколько разъ пробовали будить его, но онъ не выказывалъ ни малйшаго признака жизни.
– А ведь онъ не спитъ, – шопотомъ сказалъ сынъ министра, уловивъ бглый взглядъ, который Албертъ, открывъ глаза, бросилъ на нихъ. – Онъ долженъ быть плутъ, – прибавилъ онъ.
– Этаго я не знаю, – разсудительно замтилъ Аленинъ, – только по опытности моей съ такого рода господами скажу вамъ, что часто подъ видомъ страстнаго артиста скрываются величайшіе мерзавцы.
Разговоръ снова отошелъ отъ Алберта, и прошло съ полчаса. Вдругъ Албертъ потянулся, вс оглянулись на него. Албертъ, открывъ глаза, смотрлъ вверхъ, и на лиц его сіяла счастливая самодовольная улыбка человка, находящагося въ совершенномъ согласіи со всмъ свтомъ и съ своей совстью. Увидавъ новыя лица, онъ привсталъ и поклонился. Хозяинъ дома познакомилъ его со всми и предложилъ содовой воды. Албертъ выпилъ, но не могъ еще твердо стоять на ногахъ.
– Не хотите ли пость чего-нибудь?
Онъ задумался.
– Ахъ да. Я бы сълъ кусочекъ чего-нибудь. Я давно ничего не лъ; а потомъ будемъ музицировать.
Аленинъ подошелъ къ музыканту и, устремивъ на него строгой холодный взглядъ, сталъ его спрашивать.
– Что, вы имете какую-нибудь службу? – спросилъ онъ.
– Нтъ, ни… нтъ, – испуганно отвчалъ Албертъ.
– А вы были, кажется, прежде въ театр, мн говорилъ Делесовъ.
– Да… нтъ… теперь не хожу.
– Я былъ вчера въ Травьат, – сказалъ Аленинъ, обращаясь боле къ Делесову, чмъ къ Алберту, – Бозіо была очень хороша; а нынче ужъ для васъ Вильгельма Теля пропустилъ.
– О, Вильгельмъ Тель! Божественный Россини! – съ энтузіазмомъ воскликнулъ Албертъ.
– Вы любите Россини?
– О, Россини! одинъ живущій теперь геній! – закричалъ онъ, размахивая руками.
– Вы Беріо слыхали когда-нибудь? – продолжалъ какъ ученика допрашивать его Аленинъ.
– Я учился и жилъ у него 3 года. Это царь искуства.
– А N. N. знаете? – спросилъ Аленинъ, назвавъ скрыпача средней руки: – какъ вы его находите?
– Большой, большой артистъ и человкъ прекрасный.
– А вы врно знаете нашу 1-ю скрипку, – онъ назвалъ того самаго музыканта, который на музыкальномъ вечер разсказывалъ Делесову исторію Алберта.
– Какже не знать, отличный талантъ, чистая нжная игра, мы часто прежде играли вмст. О, много, много есть большихъ талантовъ. У всхъ есть прекрасное. Другіе не отдаютъ справедливости; какже это можно, каждый что-нибудь да новое положилъ въ свое искуство.
– Отчего, – продолжалъ Аленинъ, – у васъ такой славный талантъ, какъ говорятъ, а вы нигд не служите?
Албертъ испуганно оглянулся на всю публику, смотрвшую на него въ это время.
– Я – я… не могу, – забормоталъ онъ и вдругъ, какъ будто оживши, сдлалъ усиліе над собой и привсталъ, ухватившись обими руками за притолку. – Давайте музицировать, – сказалъ онъ и свойственнымъ ему пошлымъ костлявымъ движеніемъ руки откинувъ волосы, отошелъ на другой уголъ комнаты, гд была скрипка.
– Не хотите ли пость прежде? – спросилъ Делесовъ.
– Нтъ, нтъ, прежде играть, играть, – восторженно говорить Албертъ, – только выпить бы чего-нибудь.
– Я по одному тому, какъ онъ берется за скрипку, вижу, что это не большой артистъ, – сказалъ Аленинъ.