Алая нить

– Нет любви мимолетнее, чем любовь толпы. Кому, как не тебе, этого не знать. Сегодня ты кумир, а завтра о тебе никто и не помнит.

– Коррида – единственное, что у меня осталось. И пока она не отказалась от меня, я не предам ее.

– Что бы такое сотворить этим несчастным быкам, чтобы ты наконец оставила их в покое?! – в сердцах восклицает пожилой мужчина.

– Убить.

3

– Воскресить я не способна. Могу лишь попытаться спасти.

Катарина отстраняет женщину сочувственным, но уверенным движением и, не оборачиваясь, уходит в приемное отделение.

Оглядываться незачем. К сожалению, она прекрасно знает все, что происходит за ее спиной: закрытое руками лицо, сгорбленные, трясущиеся плечи, объятия убитых горем родственников. Человеческие трагедии – обычная иллюстрация жизни практикующего хирурга. Та самая иллюстрация, привыкнуть к которой до конца невозможно. Катарина и не пытается, но старается отстраниться от навязчивого дыхания смерти, заглянувшей в операционную. Ее главное правило – ничего не спрашивать об умершем пациенте: где жил, чем занимался, кого любил. В больнице она для того, чтобы работать, чтобы думать о тех, кто нуждается в ее помощи, а не для того, чтобы сокрушаться о прерванной судьбе тех, кого она не в состоянии вернуть.

Конечно, так было не всегда. За годы практики Катарина обросла черствой коркой. Она и раньше понимала: есть вещи, с которыми она не захочет и не сможет смириться, поэтому она режет взрослых и никогда не дежурит за коллег в детском отделении. Она старается избегать смен в приемном покое. Ее график заполнен плановыми операциями, а нештатные ситуации – удел ординаторов. Этого Катарина в свое время нахлебалась сполна. На ее счету – молодой наркоман, упавший грудной клеткой на металлический штырь со второго этажа, сбитая машиной беременная женщина и ее неродившийся младенец, сорокалетний отец семейства, изувеченный в пьяной драке, еще несколько таких же «счастливчиков» и, наконец, сегодняшний любитель прогулок по крышам. Катарина никогда не была жестокой или бесстрастной, но ее научили зашторивать душу от переживаний.

Тот разговор она помнит в мельчайших подробностях и по сей день.

– Иначе нельзя, Катарина. Перестань сокрушаться, а не то из хирургического угодишь прямиком в неврологию, а там и до психиатрии недалеко, – говорит профессор Виллебранд, заставший ее у стекла операционной, откуда еще не убрали тело погибшего наркомана.

– Но он такой молодой! – Катарине тридцать, и двадцатилетний мальчишка, в мгновение обрубивший свою жизнь, кажется ей сущим младенцем. – Я должна была его спасти!

– Ты возомнила себя Богом? – строго спрашивает светило хирургии. Он – заведующий отделением, и перед ним робеют все ординаторы, в том числе Катарина.

– Нет, конечно, но…

– Никаких «но»!

– Понимаете, я просто думаю, возможно, я что-то сделала не так. Может, у него был шанс, а я им не воспользовалась.

– Шанс у него был. Только не воспользовался им он сам. Шанс не брать в руки шприц.

– И все же это несправедливо! Единственный сын! Несчастная мать!

– В мире столько несправедливости, Катарина… Ты решила спасать людей, но это вовсе не значит, что ты обязана вытащить с того света каждого. Кто тебе рассказал о его семье?

– Мать и рассказала. Хватала меня за руки в приемном покое и кричала: «Умоляю, спасите его! У меня больше никого нет!»

– И что ты ответила?

– Что-то вроде: «Успокойтесь. Я постараюсь».

– Дай мне это! – Профессор сердито забирает у нее историю, в которой записаны все показатели умершего пациента, быстро пробегает глазами листы. – Повторяю тебе, Катарина! Ты не Бог! Воскресить ты не способна, можешь лишь попытаться спасти. Что ты и сделала. И на этом необходимо остановиться. Нельзя пережевывать, переживать в себе каждую рабочую потерю, иначе ты не хирург. А если ты не хирург, то знаешь, что это значит?

– Что?

– Что я ошибся, взяв тебя в штат, а мне бы не хотелось так думать.

Катарина жалобно вздыхает. Профессор прав, но как избавиться от ощущения, что ее ладони все еще скованы ледяными цепкими руками несчастной женщины, потерявшей сына?

– Даю тебе неделю, чтобы решить, Катарина! Либо ты навсегда перестаешь грызть себя за чудом не спасенных пациентов, не вникаешь в детали их жизни и живешь своей, либо отправляешься в травматологию гипсовать конечности. Ясно?

– Ясно.

– И не вздумай являться в больницу. Подыши свободным от эфира воздухом. Отправляйся куда-нибудь.

– Куда? – ошарашенно спрашивает девушка. На внеочередной отпуск она никак не рассчитывала.

– Это тебе лучше знать, – пожилой врач хитро улыбается в седые усы. – Куда молодежь тянет весной…

Куда молодежь тянет весной, Катарина не знает, а ей всегда хотелось махнуть в Италию, только не было случая. Поездка возвращает ее в хирургию и превращает в законченную фаталистку.