Однако более всего примечательной стала перемена, почти сразу же после кончины мистера Димсдейла случившаяся со старым джентльменом, известным как Роджер Чиллингворт, и сказавшаяся на его облике и повадках. Вся его сила, вся энергия, все, что составляет умственные и физические способности, словно покинули его. Он ссохся, увял, как вянет сорняк, вырванный с корнем и брошенный на солнцепеке. Этот несчастный положил всю свою жизнь на преследование, лелея мечту о страшной мести. Но, достигнув своего предела и высшей точки, ненависть его исчерпала себя и истощилась. Иначе, объекта ненависти и злых его деяний больше не существовало, и направить зло ему теперь на всей земле было не на кого. Все, что оставалось этому исчадию ада, – это отправиться туда, где его хозяин дьявол найдет для него работу и оплатит ее щедро и сполна.
Но ко всем этим мрачным персонажам, с которыми мы так долго водили знакомство, к Роджеру Чиллингворту и ему подобным стоит проявить милосердие, ибо любопытная мысль о глубинном тождестве любви и ненависти представляется нам достойной размышления и исследования. Ведь обе эти страсти в наивысшем своем развитии и выражении одинаково предполагают высокую степень проникновения в душу другого человека, умение читать в ней, выведывая ее тайны; обе они черпают пищу в душевных движениях и чувствах другого человека и потому от него и зависят. Обе эти страсти – и страстная любовь и не менее страстная ненависть – делают своих мучеников глубоко несчастными, одинокими, покинутыми, когда предмет их любви или же ненависти их оставляет.
И хотя любовь представляется нам в ореоле небесного сияния, а ненависть видим мы выступающей из мрака, окруженной языками зловещего пламени, с философской точки зрения обе страсти, по существу, одно и то же. А ставшие на земле жертвами друг друга доктор и священник, попав в мир иной, могут обнаружить, что весь запас их земной ненависти и недобрых чувств внезапно превратился в золото святой любви.
Однако размышления на эту тему мы отложим ради того, чтобы продолжить разговор с читателем. После кончины Роджера Чиллингворта (случившейся в том же году) согласно его последней воле и по завещанию, губернатор Беллингем и преподобный мистер Уилсон, выступившие в качестве душеприказчиков покойного, передали весьма значительное состояние мистера Чиллингворта, здесь и в Англии, в руки маленькой Перл.
Таким образом дитя-эльф, или же дьявольское отродье, кем ее упорно продолжали считать некоторые, стала богатейшей во всем Новом Свете наследницей – обстоятельство, которое, надо думать, существенно переменило отношение к ней общества, так что останься они с матерью жить в Бостоне, Перл вольна была бы по достижении брачного возраста выбрать себе в мужья любого, смешав свою горячую кровь с кровью какого-нибудь отпрыска благочестивейших из пуританских семейств. Однако вскоре после смерти доктора женщина, носившая на груди алую букву, вместе с дочерью исчезли из виду.
Долгие годы если и долетали о них какие-то смутные слухи – так океанская волна прибивает к берегу деревянные обломки, на которых порою можно различить чьи-нибудь инициалы, – то достоверных сведений об их судьбе жители Бостона не имели. История алой буквы между тем успела превратиться в легенду, и чары ее по-прежнему были сильны и увлекали, а помост, на котором принял смерть бедный священник, равно как и домик на взморье, где некогда жила Эстер Принн, по-прежнему вызывали трепет ужаса во многих сердцах. Игравшая однажды неподалеку от домика Эстер детвора заметила возле двери дома высокую, одетую в серое женщину. За все эти годы дверь эту никто ни разу не отворил, но женщина либо отперла ее, либо ветхая древесина и заржавленное железо сами с легкостью поддались нажатию ее руки, а может быть, женщина эта проскользнула в дверь, как тень, преодолевающая любые преграды, как бы там ни было, но в дом она вошла.
На пороге она вдруг замешкалась и чуть было не повернула назад – возможно, мысль, что она, одинокая, постаревшая, вновь очутится сейчас в доме, где столько пережито и перечувствовано, испугала женщину и показалась невыносимой. Она медлила всего секунду, но и этого оказалось достаточно, чтоб глазам видевших эту сцену предстала сверкнувшая на груди женщины алая буква.
Александр Васильевич Сухово-Кобылин , Александр Николаевич Островский , Жан-Батист Мольер , Коллектив авторов , Педро Кальдерон , Пьер-Огюстен Карон де Бомарше
Драматургия / Проза / Зарубежная классическая проза / Античная литература / Европейская старинная литература / Прочая старинная литература / Древние книги