Алабай.

— Ну, вот и славно, — улыбнулся я в ответ и оставив женщин секретничать, отправился возиться с баней. Банька у меня тоже хороша. И сам строил и сам печку сложил и камни подбирал для парилки. Всем на зависть, ни у кого такой нет. У всех по — чёрному топятся, теснота, всё в саже, а у меня — хоть живи в ней, до того уютно и удобно. Вот до чего ещё руки не дошли, так это до выплавки стекла. Но ничего, ещё дойдут, не всё сразу. И так много чего сделано. Купава вправе мною гордится. А я горжусь ею, ни у кого такой замечательной женщины нет.

Глава 6

— Арес! Эй, Арес, ты дома? — раздался голос Коростеня с улицы. Странно, чего не заходит?

— Дома, где мне ещё быть, — ответил я выходя из бани, — Ты чего с улицы орёшь?

— Так, это, не один я, — он замялся, — Выйди, тут поговорить хотят с тобой. Меня просили посодействовать.

— Ну, раз просили, — ответил я, выходя за забор. Единственный глухой забор в деревне. А нехрен смотреть всем подряд, чего мы там во дворе делаем. И ворота у меня такие, что надо постараться, чтобы сломать. Ну, как я и ожидал, Коростень был с двумя стражникам. Вполне себе оклемавшиеся. Мордато — бородатого не было.

— Слушаю вас, воины, — повернулся я к ним. Можно было бы поиздеваться, типа Коростень обратился — буду с ним говорить, а вас я не знаю, и так далее — но не стал. Я же не злопамятный. Просто злой и память хорошая.

— Ты, это… — замямлил тот, который постарше.

— Ты не мнись, как коровья лепёшка, — по — доброму подбодрил я его, — Меня зовут Арес. А ты пришёл узнать, где княжна и что вам делать, пока ваш горластый командовать, не способен. А боярыня наверняка ядом как змеюка плюётся, крови требует и карами небесными грозит. Всё верно?

— Вот, точно сказал, как есть, — первым отмер более молодой, пока старший удивлённо моргал глазами.

— Ну, вот ничего сложного, — миролюбиво согласился я, — Передайте людям, что княжна сейчас помоется в бане, повечеряет, потом почивать ляжет. Никто её в этом доме не обидит. А если кто попробует в этот дом без спроса зайти, тому ноги и руки оторву и скажу, что так и было. А что я это смогу сделать, вы уже наверняка поняли. А кто чего не понял, у людей поспрашивайте. Вот у старосты нашего, хотя бы. А карге старой, что там ядом плюётся, можете прямо сказать, увижу хоть косой взгляд в сторону моего дома, до Киева не доедет. А слово моё твёрдо, все это знают. Правда, Коростень?

— Истинная, правда, — дёрнул бородой староста, соглашаясь.

— Вот староста подтвердит, — продолжил я, — Своим людям меня бояться нечего. Последнее отдам и защищу, и помогу. А вот враги пусть боятся. Так что, воины идите и спокойно отдыхайте. И постарайтесь не безобразничать, у нас деревня тихая, мирная, шума не любит. Кстати, как там этот ваш главный, живой ли? Кто он, вообще у вас?

— Жив, — отморозился старший стражник и поморщился, — То брат воеводы Киевского. Доверили встретить княжну Полоцкую и сопроводить в Киев. Ну и боярыню Потанину с ним отправили, вроде как девице молодой невместно одной в сопровождении мужчин ездить.

— Что, так достала она вас?

— Да, уж… — махнул он рукой, — Нам куда деваться? Наше дело малое, сказали езжай, мы и едем. Слушай, мы вот чего спросить хотели…

— Ладно, не мнись, не девица.

— Ты где так с копьём биться научился? Бился похлеще берса нурманского.

— Да много где, — уклончиво ответил я, — Главное оружие не копьё, а сам воин. Копьё, это так, нежданный подарок того воина, который меня им первый ткнул. Ткнул бы острым концом — я бы вас всех убил, ударил бы он рукой — побил бы руками, а ударил тупым концом, я вас как щенят древком и погонял.

— Так то, нам значит, его ещё и поблагодарить надо, что тупым тебя ткнул, а не острым концом? — спросил молодой.

— Можно и поблагодарить. Сам знаешь, что заповеди предков велят, поднявший меч — от меча и погибнет. А я не холоп и не закуп, я воин. Мне сомневаться в бою не уместно. Сами знаете, кто сомневается — долго не живёт.

— То так, — согласно кивнули оба.

— Кстати, вы у нас как надолго остановиться хотели?

— Да, дён или два, — ответил старший, — А, теперь и не знаю. Воеводин брат пластом лежит, в себя пришёл, но стонет. Ваша знахарка сказала, что грудь дюже промята. Это какая же у тебя силища, что ты рукой ему броневую пластину вмял. Эдак, не каждый воин копьём ударить сможет. Ваш кузнец только сочувственно поцокал, пока её выпрямлял. Говорит, что это ты ещё не злой был. Сказал, что когда ты осерчал, то наковальню ему разбил кулаком.

— Было дело, немного рассердился, когда железо пережёг, — пожал я плечами, а сам подумал, ну вот злопамятный кузнец. Год прошёл, а он всё вспоминает. Чего там та наковальня? Каменюка большая, трухлявая была, наверное. Разок стукнул она и развалилась, а крику было сколько? Я ему новую сделал, ещё лучше. Нет, ну вот злопамятный, а? Сколько времени прошло, а всё простить не может

— Ну, мы тогда пошли? — замялись стражи, — Ты, это, Арес. На нас зла не держи, сам понимаешь — служба.