Аквитанская львица

— А теперь слушайте меня внимательно, — строго проговорил Сугерий. — Великая забота с этого дня лежит на ваших плечах. Отныне вы — король и повелитель самой большой в Европе страны. — Сугерий вытащил из складок своей рясы платок и промокнул глаза юноше. — От вашей слабости или силы будет зависеть благополучие Франции. Слезы на вашем лице могут появиться только во время молитвы. Рыцарский меч в руке, справедливость в сердце и мудрое слово в устах — отныне единственный ваш закон. Так жил ваш отец, Людовик Шестой, храни Господь его душу, и так завещал жить вам. Мы должны как можно скорее покинуть Аквитанию и вернуться домой. А теперь ступайте к своей королеве, и да благословит вас Господь!

Людовик вошел в пиршественную залу на ватных ногах. Так неуместен был сейчас этот праздник, так беспощаден к его чувствам!

Но он справился с собой — нашел силы.

— Вы не откроете мне тайну, зачем вас вызывал этот серьезный человек? — игриво спросила Алиенора, когда ее муж сел в свое богатое кресло и пажи вновь захлопотали вокруг него. — Он был так хмур, да и вас расстроил, мой любезный принц…

Ком горечи утраты стоял в горле юноши, но он никогда бы не посмел проявить слабость перед своей избранницей!

— Отныне вас будут именовать «ваше величество», моя драгоценная госпожа. Такова открытая мне только что тайна. Вы — королева Франции, а я — ее король.

Он заглянул в изумленные глаза жены, и первый раз в жизни не пожалел о том, что этот жребий выпал на его долю. Такого подарка ей не смог бы сделать ни один Маркабрюн или другой выскочка, каким бы сладкоголосым он ни был!

4

Юношу и девушку, заботливо переодев в домашнее, проводили в дальние покои дворца. Целая процессия с факелами сопровождала их. Людовик и Алиенора трепетали, но не подавали виду. Спальничий строго оглядел комнаты. Служанки, взбивавшие перину и подушки в спальне, опустив глаза, не смея взглянуть в лицо господам, бочком выскочили в коридор. Сюда же избранные пажи доставили на серебряных подносах яства — жареных перепелов, оленину, хлеб и овощи, сладости, а также вина. Не исключено, что молодожены решат подкрепиться среди ночи, в промежутках между любовными утехами.

Наконец их оставили вдвоем.

Людовик огляделся. В обеих комнатах все сплошь покрывали ковры. Горели дрова в камине, свечи в медных подсвечниках и в люстрах. Здесь, в первой комнате, поднимались нехитрые буфеты с дорогой посудой, по углам стояли сундуки, вокруг крепконогого стола — резные кресла, а во второй… Там, через дверной проем, была видна высокая, в половину человеческого роста, кровать. У кровати возвышалась лесенка. Под кроватью мутно поблескивали медью два ночных горшка. Над ложем нависал грозовой тучей тяжелый балдахин. Одеяла, отвернутые наполовину, приглашали юных хозяев возлечь.

Сердце юноши стучало, как молот.

— Выпьете вина? — спросил он.

— Глоток, может быть…

— А меня мучает жажда, — стараясь казаться смелым, сказал Людовик.

— Хотите стать похожим на тех наших сеньоров, что во время каждого пира валяются под столами и целуются с борзыми? — пошутила Алиенора.

Ее глаза сейчас горели ярче прежнего. Она не позволила ему утолить жажду — взяла мужа за руку.

— Идемте же, — сказала она.

Ее прикосновение было горячим, обжигающим.

Они вошли во вторую комнату, где тоже был растоплен камин, но поменьше. Людовик сам не успел заметить, как оказался лицом к лицу со своей юной и такой желанной супругой.

— У вас когда-нибудь это было раньше? — спросила она. — Я о любви…

— Нет, — честно признался он.

В ее взгляде читалось недоверие:

— Но мне говорили, что юношей-принцев перед браком учат опытные женщины двора…

— Я готовил себя к другой жизни, — опустив глаза, пробормотал он, — все случилось так скоро…

— Но теперь все изменилось, правда?

— Да, — кивнул он. — И я рад этому, моя госпожа.

Алиенора обняла его и поцеловала в губы. Ее дыхание было горячим и сладким. Никогда он не испытывал ничего подобного. Жар и пламя уже охватывали его тело. Девушка положила руки юноши на свои плечи — это был призыв. И Людовик, сам не ожидая от себя, потянул вниз парчу с ее плеч. Круглые и чистые, они золотились в неярком свете огня. Она помогла ему, и платье упало к ее ногам. Людовик боялся взглянуть на нее — всю…

— Посмотрите же на меня…

Это было сложно, но он преодолел волнение. Грудь, живот, бедра — все светилось золотым сиянием. И столько тепла тянулось к нему от нее…

Они уснули глубоким сном только на рассвете — уснули мужчиной и женщиной. И проснулись к полудню счастливыми молодыми людьми.

Королем и королевой.

Именно такими за пиршественным столом их и встретили придворные на следующий день. Именно таким увидел соперника Жоффруа де Ранкон. И каждый вельможа заметил, как изменился скромный юнец, которого они увидели накануне. Как гордо он держал голову, каким взглядом одаривал свою жену. И как она смотрела на него. Не было больше в ее глазах обычного легкого кокетства. Она смотрела соблазнительно по-женски, истинной хозяйкой, госпожой. Теперь им, их слугам, пришлось опустить глаза.