Акванавты. Неуловимый прайд

Еще с полсотни метров вниз - и хватит, пожалуй. Шутки с такими глубинами плохи: можно услышать реквием бездны… Реквием бездны? Понятия не имею… Ну-ну, не надо лгать: лгать самому себе бесполезно. Вспомни: тех, кто слышал его и потом нашел в себе силы вернуться, можно пересчитать по пальцам одной руки. Да, я помню, конечно. Об этом дьявольском глубоководном наваждении рассказывают по-разному. Но только своим, и то не каждому, и только шепотом, на ухо, втайне от медиков. А это всегда впечатляет, когда не каждому и шепотом. Однако сначала я не поверил: мне казалось, что мнимая музыка больших глубин вряд ли способна ослабить волю подводника, но мне довелось побеседовать с гидрокомбистом, которого причисляли к знаменитой пятерке. Он рассказывал скупо и неохотно, и потому, наверное, его рассказ заставил насторожиться. В заключение он совершенно серьезно добавил: «То, что я слышал на голубом этаже, вполне может конкурировать с голосами сирен старика Гомера. И я отлично понимаю тех из наших парней, которые предпочли остаться в глубинах». И все, ничего более определенного я от него не узнал: он умолк, задумался и, глядя куда-то мимо меня, так загадочно улыбнулся своим воспоминаниям, что я почувствовал невольный страх…

Ладно, поехали вниз, немного, самую малость. Рискованно, знаю, однако иначе я не могу: луч не привиделся - был. Безумец здесь где-то рядом. Может быть, и не безумец вовсе, а просто несчастный, услышавший пение подводных сирен и не желающих поэтому вернуться?

В голове нарастал устрашающий гул. Ну вот, начинается… Стоп, дальше нельзя: кристалл батиметра отливает мягким бирюзовым сиянием. Но главное даже не в этом. Главное в том, что моя черепная коробка вырастает до размеров огромного корабельного трюма. Весь корабль гудит и качается от ударов злобных штормовых валов, каждый удар порождает в трюме странное дрожащее эхо. Ерунда, просто я ощущаю, как в висках тяжело пульсирует кровь. Теплая живая кровь - это реально, остальное - обман. Вот видишь, я все понимаю, все сознаю, всему нахожу объяснения. Значит, опасности нет, - можно чуть ниже… Где он, где этот «реквием»? Не слышал, не верю, дурацкие выдумки. Просто шум в голове, которому никак нельзя приписать музыкальность.

…А в трюме звенит и похрустывает мелкое крошево стеклянных созвучий. Тихонько тренькают стеклянные струны, падают в темноту, и там разбиваются вдребезги стеклянные бусинки нот. Эта стеклянная суета начинает казаться забавной. И вдруг…

В настороженно-гулком пространстве раздается отчаянный дикий завывающий крик…

После первых мгновений жуткого оцепенения - всеобщая тишина. Растаяли стены мрачного трюма, вернув ошеломленному узнику былую свободу и легкость движений. Кристалл батиметра горит спокойным бирюзовым огнем.

Где-то далеко-далеко - может быть, в центре вселенной - торжественно бьют мировые часы. Двенадцать тягучих ударов, и каждый из них - столетие. Последний удар долго звучит в ореоле дрожащего эха.

- Полдень?.. - вопрошаю пространство.

Внятный женский голос говорит за моей спиной:

- Ты ошибаешься. Полночь.

- Допустим, - неуверенно соглашаюсь я. - Но полночь чего? Эры, эпохи, тысячелетия?

- Полночь твоих желаний, - раздается в ответ.

Нет, это слишком!

- Откуда вам известно о моих желаниях, мадам? Кто вы? Покажитесь!

Смех - и никакого ответа.

- У вас приятный смех, мадам. Но знаете ли, я не люблю быть обращенным спиной к собеседнику.

- Это неважно, - отзывается голос.

- Что неважно?

- Все, что ты говорил. Я - Тьма, понимаешь? Этим все сказано.

- Н-да, пожалуй…

Я вслушиваюсь в раскаты одиноко бродящего эха. И ощущаю течение времени. Время течет, как вода. Я набираю его целыми пригоршнями, дивясь, что стал обладателем такого богатства. Когда-то давным-давно, в счастливую пору рождения детских, еще неясных желаний, я очень любил играть фонтанными струйками. Ловил прозрачную воду руками, стремясь задержать в мокрых ладошках это неиссякаемое увертливое сокровище. Так и теперь: мне кажется, я властелин никому не подвластного времени. Черпаю от его огромных запасов, небрежно проливая капли-минутки.

И снова где-то за моей спиной слышится смех:

- Я вижу, ты доволен подарком.

- Подарком?

- Конечно… Бери, я дарю тебе вечность.

- Зачем мне вечность? - меня охватывает разочарование.

Голос медлит с ответом. Наконец говорит:

- Вечность - ведь это же так заманчиво!..

- Вечность - это небытие. Твой подарок лишен всякого смысла.

- Вот как! - удивляется голос. - Значит, боишься?

- Нисколько. Просто мне не нужна беспредельность во времени. Я знаю этому цену. Недосягаемый призрак, обман…

- И я беспредельна. Я тоже, по-твоему, призрак, обман?

В этом вопросе звучат лукавые нотки. Но я не колеблюсь:

- Да, тоже.

- Я - Тьма! - вскипает негодованием голос. - Беспредельная, вечная Тьма! Я существую!

И в негодующих возгласах мне чудится что-то наивное, до смешного похожее на женский каприз. Черт подери, я даже немного смущен.

- Вот видишь, - смягчается голос, - мне больно слышать дерзкие речи. Но я как женщина великодушна и прощаю тебя.