Лив затормозила на перекрестке, глядя на разруху и запустение, царившее в этом месте. Густые кусты сорняков торчали то там, то здесь вдоль забора, а также живописно обрамляли стены некоторых складов; слева от себя Лив заметила будку с заколоченной дверью и выбитым стеклом в маленьком смотровом окошке: очевидно, она предназначалась для контроля над всеми въезжающими и выезжающими автомобилями, возможно даже у арендующих гаражи было что-то вроде пропусков, которые они предъявляли перед этой будкой… С правой стороны прямо на газоне были брошены несколько бетонных плит, видимо, обозначая начало какого-то очередного, заброшенного строительства. Они были довольно толстыми, и Лив подумала, что за ними очень удобно прятаться… Если это будет необходимо. А так, за исключением прохладного ветерка, завывающего в узких проездах между складами и шуршащего в листве кустов и густых деревьев, насаженных справа от складов, здесь стояла абсолютная, напряженная тишина…
Лив озиралась, и вдруг поняла, что Джонни и Макс о чем-то говорят, но она не слышала их.
— …везде засада. Вон там хорошее место, выступ на крыше достаточно высокий и легко скроет пару человек. — тихо говорил Макс, указывая на один из ближайших складов, а Джонни сосредоточенно кивал.
— Они могут быть где угодно, в любом из гаражей. — сказал Джонни, и в этот момент раздался шум мотора и Лив увидела два черных «Астон Мартина», выруливших из дальнего просвета между складами и, не спеша, подъехавших к «Кадиллаку». Автомобили остановились метрах в двадцати, и Лив с этого расстояния смогла различить номер на одной из них. В ее сердце резко поднялся гнев и жгучая ненависть.
— Отлично. И ушлепок здесь. — мрачно, но довольно констатировала Лив.
Макс наклонился вперед, серьезно и нахмурено глядя на «Астоны», из которых пока тоже никто не спешил выходить.
— Лив, просто произведи обмен, потом садитесь и уезжайте! Не провоцируй его, не хами ему, он может стать неуправляемым! Здесь везде засада, ты ЭТО понимаешь?
Лив ухмыльнулась.
— Я никуда не уеду, пока не прикончу дегенеративного отпрыска. И Макс. — она посмотрела на него сияющим решимостью взором. — Я его не боюсь.
И в этот момент дверь «Астона» отворилась и из нее неспешно и очень эффектно выбрался Генри Уолш, блистая своей густой седой шевелюрой и щеголяя дорогим коричневым костюмом и лакированными ботинками. Его ясные голубые глаза с холодной, презрительной усмешкой вперились в «Кадиллак», и Лив физически ощутила холод и безрассудство, исходящие от него. С левой стороны, со стороны водителя, дверь тоже отворилась, и глазам Лив предстал высокий и очень плотный и мускулистый мужчина, держащий одну руку под пиджаком и тоже испепелявший «Кадиллак» грозным взглядом.
Лив открыла дверь и легко спрыгнула из «Кадиллака» на песчаную землю, в последний момент увидев тревожные зеленые глаза, предостерегающе глядящие на нее.
Генри Уолш медленно окинул Лив и ее экстравагантный наряд насмешливым взглядом и проговорил:
— А вот и маленькая глупая блошка, посмевшая бросить мне вызов! Ты только глянь на эту оборванку, Эдди! — обратился он со злой усмешкой к здоровенному амбалу, который тут же угодливо захихикал.
Лив с омерзением посмотрела на него, чувствуя презрение всей душой, и перевела гневный взгляд на Уолша:
— Мистер Уолш! Кажется, мы договаривались, что совершим обмен без посторонних… элементов! Приятно осознавать, что вы не очень-то придерживаетесь своих же правил. — с сарказмом, холодно проговорила Лив. — И на каком же комбикорме откармливают столь жирных боровов?
Амбалу явно не понравилось то, что она сказала, и он глубже засунул руку под пиджак и оскалился звериным оскалом. Уолш скрипуче рассмеялся и тихо прошелестел, явно начиная злиться все больше:
— А ты что, думала, я приеду без своего личного телохранителя? Считай Эдди моей тенью, а раз так — то я ничего не нарушил. Человек ведь не может ускользнуть от собственной тени… Ну ладно, мы отвлеклись, а время идет… Я ужа слышу, как в аду щелкают зажигалкой, пытаясь развести для тебя огонь погорячее. — Уолш сухо ухмыльнулся, довольный своей шуткой. — Где Макс Вератти?
Лив сложила руки на груди, выдерживая его холодный и требовательный взгляд, и, не менее жестко, сказала:
— Не смеши меня, старый хрыч. Сначала ты отдашь мне ту троицу, по которой я так давно скучаю, а затем, так уж и быть, получишь своего обожаемого Макса. Я, в отличие от тебя, дедуля, своих решений не меняю.
Лив буквально почувствовала, как озверел Уолш, услышав в свой адрес такие оскорбительные слова, как от неудержимого гнева его верхняя губа обнажила верхние зубы, как его глаза прищурились настолько, что их голубого цвета уже невозможно было различить.