Аквамарин

Я отклоняюсь назад и смотрю, не видно ли тетю Милдред. Она на кухне, готовит ужин и гремит кастрюлями. Нас с Пигритом она не потревожит.

– Пигрит, – говорю я, – ты выдумываешь.

Он кивает с готовностью.

– Да, я знаю. Я понимаю. Но всё так, как есть. Что я могу тут поделать?

– Понятия не имею. Я тут не советчик.

Он снова кивает, вздыхает. А потом наступает момент тишины, один из таких моментов, когда чувствуешь, что сейчас лучше помолчать. Один из тех моментов, в которые происходит что-то важное.

– Знаешь, что удивительно? – говорит наконец Пигрит, но говорит это так, что я не уверена, со мной он разговаривает или с самим собой. – Когда я услышал про Карилью и Бреншоу, я… ну, скажем, одну десятую юнита верил в то, что у меня с ней что-то может получиться. В смысле, по-настоящему.

Я смотрю на него, изменившись в лице.

– И знаешь что? – продолжает он. – Я испугался.

– Испугался?

– Да. – Он в задумчивости потирает грудь. – И вот с тех пор мне кажется, что, может, я и правда выдумываю.

Я киваю.

– Вот и я говорю. Карилья никогда в жизни не…

– Да понятно, – перебивает он меня. – Я не об этом. Не потому ли я в нее влюбился, что она недоступна?

Я морщу лоб.

– Это как?

– Ну, чем больше я себя убеждаю, что она единственная и неповторимая, что или она, или никто – а на деле это означает никто, – тем дольше я благополучно уклоняюсь от темы. Понимаешь?

– От какой темы?

Он всплескивает руками.

– Ну какая это может быть тема? Любовь. Поцелуи. Держаться за ручки. Что-то большее. Вот это вот всё.

– Ах, вот ты о чем. – Я никогда не думала об этом в таком ключе. Но вообще, очень может быть, что он не так уж и неправ. Разве со мной не то же самое происходит? Я то и дело мечтаю о том, чтобы и у меня был парень, лучше бы, конечно, сразу большая и чистая любовь, – но в то же время сама мысль об этом кажется мне дикой.

Пигрит выпрямляется, шевелит плечами, как будто ему нужно стряхнуть с себя что-то.

– Ну да. Но тут я, конечно, зря волнуюсь, прямо скажем.

Я откашливаюсь.

– Ну я не знаю.

– В смысле?

– Может быть, тебе стоило бы как-нибудь заглянуть в аптеку. Ну, пока каникулы.

– В какую аптеку? – Пигрит не сразу понимает, к чему я клоню, но, догадавшись, широко раскрывает глаза. – Сюзанна?

Я киваю.

Он снова начинает тереть грудь.

– Ну ты же не всерьез…

Я откидываюсь назад, но не могу сдержать улыбку.

– Без комментариев, – заявляю я.

– Хм.

Я вижу, как загораются его глаза, и только тут мне приходит в голову, что у Сюзанны и Карильи есть некоторое внешнее сходство: большая грудь, светлые волосы… С той только разницей, что Сюзанна милая, а Карилья – редкостная тварь.

Какое-то время мы оба молчим. Довольно продолжительное время. С любым другим человеком это было бы некомфортно, но только не с Пигритом. Я наблюдаю за ним и представляю себе, как в один прекрасный день мы будем древними стариками, но всё еще друзьями. И сейчас мне хочется этого больше всего на свете.

Теперь-то мне, конечно, не удается избежать медицинского осмотра. В среду за мной приезжает полицейская машина и везет меня в сихэвэнскую больницу. Там помимо доктора Уолша меня ждет доктор Мухарра, она главврач клиники, а также ученая-биолог, специалистка по морской фауне из Куктауна, фамилию которой я не смогла запомнить, и эксперт по генной инженерии из Совета зоны, фамилию которого я не захотела запоминать. Тем более что это какая-то ничего не говорящая фамилия типа Миллер или Мейерс.

Четыре врача начинают меня тщательно изучать: они исследуют, измеряют и фотографируют мои глаза, уши, кожу, просвечивают меня с головы до ног, делают рентгеновские снимки, часами держат меня в томографе. Они берут у меня кровь и лимфу, анализируют мое дыхание, интересуются моими мочой и потом. Подключают меня ко всевозможным измерительным приборам, с которыми я должна нырять в расположенный в подвале больничный бассейн, пока они на своих мониторах отслеживают показатели и кривые и смотрят, что происходит, когда я дышу под водой.

Обычно в этом бассейне проводят лечебную гимнастику, и от тамошней воды у меня ужасно дерет горло, потому что она сильно хлорирована и потому что она пресная. Это, пожалуй, единственное знание, которое я выношу из всех этих пыток: мне лучше дышать морской водой, а не пресной.

И всё это время от меня ни на шаг не отходят две женщины-полицейские, чтобы я даже и не думала сопротивляться.

Так проходит среда, которая кажется мне самым длинным днем моей жизни.

Вечером мне звонит мисс Бланкеншип и рассказывает, что хотела навестить меня, но ее не пустили полицейские. Она спрашивает, как я, и при этом выглядит так, будто ее это реально интересует. Приятно осознавать, что ее расположение ко мне никак не связано с моими генами, поэтому я рассказываю ей про обследования. Чуть-чуть. Когда она становится бледной от возмущения, я решаю, что лучше остановиться. Что она может с этим сделать?