Актуальные проблемы Европы №3 / 2016

Захват ИГ значительной части территории Сирии и Ирака фактически показал, что национально-государственный суверенитет как основополагающий принцип современной мировой политики требует ревизии – отхода от государственно-центричной трактовки суверенитета к понятию множественности суверенитета в рамках одного государства. Примерами множественности суверенитета может служить не только усиление ИГ, но и появление негосударственных армий и вооруженных группировок на Ближнем Востоке, которые стали успешно оспаривать монополию государства на применение насилия. Все это привело к возникновению на Ближнем Востоке гибридных государственных институтов.

В 1920-е годы ближневосточные государства – Турция, Ирак, Египет, Иордания и др. – с большим воодушевлением позиционировали себя как успешные государства-нации, в которых территориальная целостность и территориальный суверенитет сочетаются с национальным единством – единением общества и государства, обосновывающимся в местных националистических идеологиях. Эти страны в целом активно стремились внедрить у себя западную модель общества и государства [Fromkin, 1989]. Так или иначе большинство ближневосточных стран смогли утвердиться в роли независимых государств через международное признание их суверенитета [Jackson, 1993]. Однако «арабская весна» поставила под сомнение релевантность устоявшейся авторитарной государственно-центричной модели внутреннего суверенитета, не учитывающей индивидуальные и общественные представления о справедливом порядке на Ближнем Востоке [Bull, 1971; International.., 2009]. В свою очередь, в проекте политического устройства «халифата» ИГ предложило решение ключевых проблем западной модели государственности – незавершенности проекта нациестроительства (ИГ отрицает идею нации как таковую) и дефицита легитимности и суверенитета (легитимность в халифате исходит от Аллаха, а суверенитет – это право управлять всей мусульманской уммой) [Кузнецов, 2015].

Со времен Вестфальского мира принцип суверенитета играл системообразующую роль для современного правопорядка и международных отношений, которые должны были осуществляться на принципах признания равенства суверенитетов [Caporaso, 2000]. Сам по себе этот принцип существовал в двух измерениях: как внутренний и внешний суверенитет. События 2000-х годов дали основания говорить, что на Ближнем Востоке внешний и внутренний суверенитет существующих государств поставлен под сомнение. На внутригосударственном уровне об этом свидетельствуют проблемы в экономике, административно-политической системе и обеспечении безопасности, с которыми национальные правительства оказываются неспособны справиться. На внешнеполитическом уровне – это не только регулярные интервенции со стороны США и НАТО, но и неспособность региональных международных организаций, таких как ЛАГ, ОИС или ССАГПЗ, эффективно выполнять функции инструмента разрешения межгосударственных конфликтов и обеспечения безопасности в регионе, что хорошо видно на примере непрекращающейся гражданской войны в Сирии и Ливии, социальной нестабильности в Египте и Ираке. Отсутствие эффективных механизмов для поддержания стабильного «регионального порядка» подталкивает страны к односторонним действиям или краткосрочным союзам, что само по себе не решает проблему дестабилизации региона, а лишь ее усугубляет.

Одно из наиболее явных следствий дефицита и даже вакуума власти в ряде стран Ближнего Востока после «арабской весны» – это появление негосударственных вооруженных формирований, активность которых подрывает государственные институты, идеологии национального развития и экономику стран региона. Кризис региональной безопасности, возникший как следствие «арабской весны» (военный переворот в Египте 2013 г., непрекращающаяся гражданская война в Сирии), привел к тому, что вместе с ослаблением межгосударственных границ изменился и характер конфликтности, для которой на передний план выходят противоречия между социальными, этническими и конфессиональными группами (противостояние шиитов и суннитов, курдов и турок), а не государствами. ИГ – яркий пример такого негосударственного вооруженного формирования [Hazbun, 2015], которое изменило региональный порядок на Ближнем Востоке: существующие национальные границы оказались разрушены и в рамках ранее единых государств стали появляться национальные автономии по модели иракских курдов; волны мигрантов из охваченных гражданской войной областей хлынули в соседние с Ираком и Сирией государства и страны ЕС; растущая популярность «халифата» ИГ вызвала феномен «новой хиджры» – миграции из разных стран желающих присоединиться к воинам «нового халифата» [Kardas, "Ozdemir, 2014; Hegghammer, 2011].