Актриса

— Театр. Да, да, это Зинаида Ивановна. День добрый. Нет, она никуда не выходила. Давно занят? Погодите, Глеб Александрович, я попробую по местному. Да, действительно, прерывать неудобно… Алло, Глеб Александрович, сейчас вот Сева пришел, наш реквизитор, я попрошу его подняться к Алене Владимировне и передать, что вы никак не можете дозвониться. А может, трубка плохо лежит. Всякое бывает. Да не за что.

Сдвинув очки на нос, вахтерша проследила за тем, как раздевается Севка, и снова включила радио.

— Сев, понял, что Алене сказать? Сергеев, мол, уже полчаса пальцем вертит, и все занято. А она ему нужна позарез.

— Ясно, — буркнул Севка и быстрым шагом направился к лифту.

Не обнаружив Алены в кабинете и положив на место лежащую на столе трубку, он спустился вниз и вдруг увидел, что на сцене горит свет. Пройдя портал, Домовой вышел на сцену и остановился как вкопанный. Прямо ему под ноги густым извилистым ручейком текла кровь. Севка врубил яркий свет и закричал так страшно, что гулкий зал отозвался диким эхом.

В кресле-качалке под рухнувшим штанкетом, гуттаперчиво изогнувшись, распласталось окровавленное тело Алены.

Природа творила неимоверные чудеса. Снег, обрушившийся на город, растаял так же мгновенно, как и появился. В голубом, без единого облачка, небе носились ополоумевшие, словно от предчувствия весны, птицы. Оттаявшая земля, как будто участвуя в каком-то заговоре, притворилась изнемогающей от распирающих ее весенних потуг и наперекор всем календарным соображениям порождала своей мнимой беременностью полный кавардак в четком раскладе времен года. Недоверчивым ознобом подрагивали вновь раздетые ветви деревьев и в бессилии разгадать обман невольно становились сообщниками, в полуобморочном страхе готовя к выстрелам набрякших почек свою неповинующуюся плоть. Рано темнеющее небо гримасами заката точно глумилось над сбитыми с толку людьми и природой. И лишь самому подозрительному в свежем густом запахе весеннего воздуха чудилась чуть уловимая едкая горечь обмана. Те, кто подоверчивей, сбросили теплую одежду и в упоении заходились прогнозами о глобальном потеплении климата и праздновании Нового года на зеленых лужайках.

Потерявший счет времени Глеб даже не замечал того бесстыдного раскардаша, в котором бесилась природа. Время для него остановилась с той минуты, когда он увидел отъезжающую от ворот театра «скорую». Четвертый день подряд утром, днем и вечером он слышал от врачей: «Она в коме, состояние критическое». В реанимацию не пускали, и Глеб, не находя себе места, исколесил все столичные и подмосковные монастыри и обители, храмы и часовни, простаивая на службах, заказывая молебны и на коленях испрашивая милости у Спасителя и Пресвятой Богородицы. Съездил вместе с Люсей в Лавру к мощам преподобного Сергия Радонежского, и только там ему стало легче. Словно какая-то невидимая сила строго и испытующе заглянула ему в душу и повелела не предаваться унынию, растерянности, отчаянию…

В тот день, когда с Аленой случилась беда, Глеба, как назло, словно водило дурное наваждение, не давая ему попасть в театр. Когда уже выехали за кольцевую дорогу, Люська вдруг обнаружила, что оставила рентгеновские снимки в клинике. Пришлось возвращаться. На обратном пути его остановил милиционер за превышение скорости и долго, никуда не торопясь, составлял акт, не пожелав получить штраф на месте. Глеб все время звонил Алене и с удивлением ощущал, как растет в нем необъяснимая тревога.

Когда он наконец добрался до театра, из двора на огромной скорости вылетела реанимационная машина с сиреной и мигалкой и вслед за ней выбежали перепуганные Севка, Сколопендра и Ковалева. Похолодевшее сердце подсказало Глебу, что изматывающее его целый день волнение было ненапрасным. И когда Ковалева с Севкой прыгнули к нему в «Фольксваген» и хором крикнули, что надо ехать за «скорой», его губы раздвинулись лишь для одного вопроса: «Она жива?»

По дороге Севка бессвязно рассказал о том, что случилось. А Нина Евгеньевна добавила, что штанкет не расплющил Алену насмерть только потому, что в момент падения Малышка резко качнулась назад в кресле и ручки, изготовленные из железа, смягчили удар. Голова практически уцелела, так как была откинута назад вместе с креслом.

— Кто в это время был в театре и почему она оказалась на сцене? — вытирая ладонью со лба выступившую испарину, спросил Глеб.

— Зинаида сказала, что, кроме нее и Алены, не было никого, я приехала почти одновременно со «скорой», — глухо отозвалась Ковалева. — Почему она очутилась на сцене, наверное, может объяснить только она сама.