Актер. Часть 2

А вот зданием была швейцарская тюрьма «Орбе», которую кое-кто сегодня собирался взломать, обойдя все ее мыслимые и немыслимые системы защиты.

Выезжая на трассу, Альфред Кох покосился в боковое зеркало на «Орбе» и подумал о русской, с которой должен был пересечься в центре Лозанны. Девушку, с которой у него была назначена встеча, звали Элене Вышегородцева («Vy-sche-go-rod-tse-va... Матерь божия, ну и фамилии у этих русских!»). И хотя настоящее имя этой девушки было Лена, а вернее, Елена, но Альфреду, французу по матери, было приятно называть ее именно так. А вспомнив о том, как выглядит Элене, Кох испытал приятное волнение.

И дело было не столько в том, что Элене была вдвое моложе его и по-своему хороша (чего только стоили ее бесконечные ноги и глаза, прозрачные и зеленоватые, как у многих славянских женщин), сколько в том, что Элене могла подарить Коху новую жизнь. Очень приличную и не такую поношенную, как его недорогие «Apella», старый костюм и еще более старый автомобиль. А такую, где в Марселе, на берегу реки Роны через год или два (разумеется, когда все утихнет) Коха ждали достаток, уют и хорошая двухэтажная вилла. А может, и молоденькая любовница, очень похожая на эту Элене. Но если сегодня все пройдет так, как рассчитывал Кох, то у него появятся и настоящие золотые швейцарские часы. А такая, как эта Элене, будет с утра до вечера облизывать его с головы до пят.

Да что там Элене!

Кох прекрасно отдавал себе отчет в том, что он старел. Жизнь в принципе утекает быстро. Но в пятьдесят два, когда ты понимаешь, что юность уже прошла, что молодость не дала тебе ничего, кроме забот, что зрелость не подарила тебе даже туго набитый карман, а ты еще чувствуешь себя достаточно молодым, чтобы жить и чего-то желать, глупо не использовать хорошие шансы. А когда ты еще и двадцать с лишним лет работаешь на пенитенциарную систему и поневоле сравниваешь свою «порядочную жизнь» с жизнью заключенных — например, с судьбой того безымянного русского, который ухитрился не открыть свое имя даже сокамерникам — того самого русского, из-за которого на Коха пару месяцев назад вышла Элене и который, судя по слухам, имел на счету больше двух миллионов евро — то ты начинаешь спрашивать себя: а тебе нужно было быть таким, как все? И надо ли было так истово служить закону?

При этом Кох был очень неглуп и не любил рисковать. Но в то, что предложила ему русская, он поверил. В ее плане, удивительно простом для обхода всех защитных систем «Орбе», было только одно слабое звено — жадность стареющего Альфреда Коха. И сейчас, когда его ставки поднялись так высоко, Кох намеревался получить больше.

Перебирая в голове СВОЙ план, Кох не торопясь доехал до Лозанны, припарковался и теперь шел небыстрым шагом по паутине кривых и запутанных улочек Ситэ к той, кого он собирался сдать человеку, который сейчас отбывал наказание в «Орбе», как и тот безымянный русский — предмет интереса Элене.

«Да, я сдам ее, — окончательно решил для себя Кох. — Но не сразу, иначе я получу меньше, чем рассчитываю».

Двигаясь к площади Палю, Кох покосился на излишне шумную ораву туристов, вооруженных «айфонами», видеокамерами и прочей чудо-техникой, предназначенной для съемок селфи. Его родной город Лозанна, который Кох предпочитал всем остальным городам и из которого он, когда все закончится, собирался уехать, год за годом все больше напоминал ему фон для дурацких любительских снимков, а не признанную интеллектуальную столицу Швейцарии.

Раздумывая о том, что Лозанна вполне могла бы обойтись и без богатых бездельников, не знающих истинную цену деньгам, Альфред Кох прошел Ситэ, где когда-то бывали Вольтер и Руссо, и порт, где Байрон писал прославившего его на весь мир «Шильонского узника». Теперь благодаря наплыву богатых бездельников когда-то тихий порт перестал напоминать земной рай и стал пристанищем для любителей яхт и шумных вечеринок.

Пройдя по крытой Рыночной лестнице, получившей свое название благодаря средневековому рынку, который находился здесь в незапамятные времена, Кох вступил на площадь Палю, где у него была назначена встреча. Остановившись, Альфред огляделся. Перед ним была Старая ратуша с часовой башней. Посреди площади возвышался цветной фонтан «Правосудие», созданный в шестнадцатом веке и представляющий собой колонну со статуей в образе Фемиды. У ног богини правосудия расположились подчиняющиеся ей папа, султан и магистрат. Альфред усмехнулся.

«C'est ma bébé drôle. Вот забавная малышка, — подумал он. — И какое чувство юмора: это же надо было именно здесь назначить мне встречу?»

Однако в юморе bébé drôle Элене скрывался и своеобразный намек. И Хок оценит его. Но это произойдет позже...