Ее щеки краснеют. Дыхание учащается, губы красиво приоткрываются, умоляя о поцелуе. И я хочу, черт возьми, поцеловать ее, вот почему отпускаю ее. Если начну, то, вероятно, не остановлюсь.
Вместо того чтобы залезть обратно в ее окно, я хватаюсь за край крыши и спускаюсь вниз по стене здания, зависая там на секунду, прежде чем отпустить и спрыгнуть вниз на оставшиеся пару метров, приземляясь среди розовых кустов.
— Очень впечатляет. — Я поднимаю взгляд, и она там, выглядывает из-за края крыши и улыбается мне.
— О, я знаю.
— Тогда, думаю, увидимся на английском.
Эта насмешка почти останавливает меня на месте.
— Подожди. Ты не в моем классе английского.
— Разве нет?
Боже. Это правда? Неужели я просто не замечал ее там все это гребаное время? В конце концов, она была в классе экономики. Возможно ли, что я так долго был слепым?
Она ничего не говорит. Просто смеется.
Я показываю ей средний палец, когда бегу через лужайку перед академией, но к тому времени как добираюсь до грунтовой дороги, которая прорезает лес — ту, которая приведет меня вниз с горы в Бунт-Хаус, — глубокое чувство удовлетворения, которое я испытал, оскорбив Чейз, исчезло.
ГЛАВА 23
ПАКС
— Так что она на самом деле сделала?
Я несколько раз ударяюсь затылком о спинку кровати Рэна, стиснув зубы. И внезапно понимаю, что это — его изголовье, бьющееся о стену его спальни, — источник ритмичного, раздражающего шума, который я недавно слышал поздно ночью. Я хватаю книгу, лежащую на его прикроватном столике, и швыряю ему в голову.
Рэн пригибается. Книга ударяется о стену, но мой друг сердито смотрит на меня, как будто снаряд попал в цель.
— Это первое издание, — кипит он.
— Хорошо. Надеюсь, что она чертовски испорчена. Ты был здесь, наверху, и трахал ту девушку, как отбойный молоток, не так ли? Фу!
— Хотя «та девушка» лучше, чем те слова, что ты использовал раньше, чтобы называть Элоди, мне нужно, чтобы с этого момента ты использовал ее имя, чувак. В противном случае, будут неприятности.
Ты сам выбираешь свои сражения с Рэном. Я очень горжусь тем, что подкалываю Дэша. Он медленно сгорает. Будет терпеть много тычков и подталкиваний, прежде чем дойдет до точки кипения, и начнет отвечать вам. И наоборот, у Рэна нет серой зоны. Никакого компромисса. У него очень чувствительный переключатель. Как только он перевернут, общеизвестно, что повернуть назад в другую сторону очень трудно. Сев как следует, я расправляю плечи и закрываю глаза.
— Отлично.
— Чертовски верно, я так и делал. Неужели секс теперь попал в исчерпывающий список вещей, которые Пакс ненавидит? Я не знаю ни одного другого восемнадцатилетнего парня, который трахался бы меньше, чем ты. Особенно восемнадцатилетний парень, который выглядит, как ты. Господи, чувак. Иди и намочи уже свой член и перестань так заводиться из-за девушки, о существовании которой ты даже не заботился до сих пор. Скоро все это перестанет иметь значение. Как только мы закончим школу, ты будешь в Массачусетсе, а она в..?
— Кого, черт возьми, волнует, где она будет.
— Вот именно.
— Только она, вероятно, появится в Массачусетсе. И в итоге тоже поступит в Гарвард, чувак. Запишется в те же классы. Я, вероятно, вступлю в братство, и она последует за мной, и все будут слишком напуганы, чтобы сказать ей, что вместо этого ей нужно вступить в женское общество.
Рэн бросает в мою сторону презрительный взгляд. Он пересекает комнату к своему шкафу, стягивая через голову черную футболку. Мы втроем тренируемся и бегаем каждый день, но Рэн в последнее время добавил мускулов. Должно быть, теперь, когда он трахается одиннадцать миллионов раз в день, весь тестостерон наводняет его организм. Он выходит из своей гардеробной с еще одной черной футболкой в руке. На этой есть белый печатный логотип с надписью «Дом Атрейдес» на лицевой стороне.
— Тебе не кажется, что, возможно, ты немного преувеличиваешь? — Он натягивает футболку через голову.
— А тебе не кажется, что ты, блядь, полностью изменился за последние несколько месяцев? И что раньше тебе показалось бы чертовски подозрительным, что девушка, которая, по твоим словам и всех ее подруг, была безумно влюблена в меня последние четыре года, полностью изменилась как человек и теперь находится везде, куда бы я, блядь, ни посмотрел? И не вылезает нахрен из моей головы.
Он расплывается в дерьмовой ухмылке.
— Думаю, это самое большее, что я когда-либо слышал от тебя за один раз.
— Пошел ты, чувак.
Я начинаю уставать от этого. Не так давно Рэн увидел бы, насколько все это хреново. Он должен был возглавить миссию, чтобы выяснить, что происходит с Чейз и как заставить ее оставить меня в покое. Теперь, когда ему подрезали яйца, все, что он, кажется, хочет сделать, это разозлить меня.
Как будто он сам это понимает, парень, наконец, усаживает свою задницу на стул за своим столом и вздыхает.