Акт бунта

Болезненный стон вырывается из-под грубой ткани, за ним следует жалобный стон, и неприятное предчувствие обвивается вокруг моих внутренностей. На своем веку я повидал немало дерьмовых вещей, но страх, сотрясающий меня сейчас, говорит, что я не хочу видеть то, что скрывается под этим одеялом.

Кто подъезжает к больнице и просто выбрасывает тело на тротуар? В Нью-Гэмпшире. Какого хрена?

Мне нужно подняться по ступенькам к дверям отделения неотложной помощи, нужно привлечь чье-то внимание, но… почти черная лужа крови просачивается из-под одеяла, расползается по бетону, собираясь вокруг подошв моих ботинок.

Блядь.

«Не делай этого».

«Не поднимай это одеяло».

Ах, черт. Когда я прислушивался к голосу предупреждения в своей голове? Опускаюсь на корточки и откидываю одеяло. Даже с гнетущим чувством тревоги, терзающим меня, я не готов к тому, что скрывается за ним.

Девушка.

Девушка, которую я хорошо знаю.

Я вижу ее каждый день в школе. Однако странность ее пребывания здесь заставляет реальность ускользать. В этом нет никакого смысла. Как… как, черт возьми, Пресли Чейз может быть здесь?

Ее кожа бледна — болезненная, пепельная бледность. Глаза широко открыты, стеклянные и расфокусированные, цвета горящего янтаря и расплавленного золота. Ее рыжие волосы спутаны и мокры, перепачканы кровью. Крошечные шорты и тонкая укороченная футболка, которые на ней надеты, именно то, что девушка надела бы в постель. Глубокие раны с неровными краями на обоих ее запястьях выглядят так, будто девушка сделала их, чтобы покончить с собой.

— Что, черт возьми, ты наделала, Чейз?

В ответ с ее окровавленных губ срывается вздох. Звучит как предсмертный хрип, если бы я когда-либо слышал его. Ошеломленный, с лихорадочно работающими мыслями, я становлюсь на колени, ожидая, когда ее грудь снова поднимется, жду, жду, жду, только ее грудная клетка не двигается. Ни на миллиметр.

«Господи Иисусе, Пакс, какого хрена ты делаешь?»

Потрясенный я возвращаюсь к реальности, заставляя себя действовать.

— НА ПОМОЩЬ! — Крик срывается с моих губ. Я поворачиваю девушку так, чтобы та лежала на спине. Она похожа на фарфоровую куклу. Персонаж манги. Кровавая жертва серийного убийцы в фильме ужасов. И такая чертовски мертвая.

Я проверяю ее пульс — его нет — и принимаюсь за работу. Руки сложены, пальцы сцеплены, тыльная сторона моей ладони над ее солнечным сплетением, и начинаю непрямой массаж сердца.

Не останавливаюсь.

— ПОМОГИТЕ! КТО-НИБУДЬ! — Крик разрывает ночной воздух надвое.

Я не могу оставить ее. Если перестану перекачивать ей кровь, даже на секунду, у нее может быть повреждение мозга, а я не хочу, чтобы это дерьмо было на моей совести. Ни за что, черт возьми.

Раз, два, три, четыре.

Раз, два, три, четыре.

Раз, два, три, четыре.

Раз, два, три, четыре.

Кровь покрывает мои руки. Ее так много по всему телу девушки, что мои руки скользят с каждым нажатием.

— РЕМИ, УБЛЮДОК! ПИТ!

Они внутри, а до двери меньше пятнадцати метров. Они слышат меня, но игнорируют и не выходят, чтобы посмотреть, почему, черт возьми, я кричу.

— Черт возьми, Чейз. Не умирай у меня на руках. Мне не нужно, чтобы твои подруги обвиняли меня в этом дерьме.

Раз, два, три, четыре.

Раз, два, три, четыре.

Говорят, в наши дни массаж сердца важнее искусственного дыхания. Что в крови содержится достаточно кислорода, чтобы его хватило, пока вы выполняете сердечно-легочную реанимацию. Однако я не уверен, что делаю это правильно, поэтому на секунду останавливаюсь. Откидываю голову девушки назад, быстро заглядываю внутрь, чтобы убедиться, что она не проглотила собственный язык, а затем зажимаю ее нос и прижимаюсь губами к ее рту. Два торопливых вдоха. Это все, что я ей даю. Затем возвращаюсь к надавливаниям.

— Ради всего святого, ПОМОГИТЕ! — Я чувствую вкус крови и беспокоюсь, что порвал себе горло, но потом с немалым ужасом понимаю, что кровь на моем языке принадлежит моей однокласснице; ее губы измазаны в багрово-красный цвет.

Раз, два, три, четыре.

Раз, два, три, четыре.

Раз, два, три, четыре.

— Давай. Ну же. Возвращайся обратно. Ты можешь это сделать. Ты справишься, Чейз. Все в порядке. Давай. Ты справишься. — Бессмысленные слова вырываются наружу, ускользая одно за другим. Я должен молиться, но не знаю как. Потому что отказывался обращать внимание все те разы, когда Мередит тащила меня в церковь. Все, что у меня есть — это бессмысленное бормотание ободрения. Не то чтобы это помогало. Прес безжизненна, ее голова раскачивается слева направо, когда я надавливаю на ее ребра.

Ничего.

Никакого ответа вообще.

Что плохо, потому что мне нужно, чтобы эта девушка, черт возьми, жила.

— Давай, черт возьми. Дыши. Дыши прямо сейчас, черт возьми!