«Легко не дашься, да?» Кот вытягивает шею и начинает деланно вылизывать растопыренные пальцы поднятой лапы. «Я ничего не требую, парень, я просто пришел за ним, а ты тут ничего, в сущности, не значишь. На самом деле я просто делаю крюк, чтобы тебя предупредить».
«И я говорю тебе…» Сирхан запинается. «Да чтоб тебя». Сирхан не одобряет крепкие словечки, и ругательство — показатель его внутренней сумятицы. «Забудь, что я хотел сказать, я уверен — ты и так это знаешь. Дай я начну с начала».
«Ладно. Давай разыграем, как ты хочешь». Кот грызет завернувшуюся у коготка кожу, но его голос звучит как ни в чем не бывало во внутренней речи, поддерживая Сирхана на взводе непринужденностью своего вторжения в его личное пространство. «Определенно, ты представляешь себе, что я такое. Ты знаешь — и я специально напомню об этом тебе — что мое умение строить модель сознания качественно лучше твоего. Что я могу построить
Айнеко прожигает его насквозь немигающим взглядом. Сирхан содрогается. Вот теперь он знает, как это ощущается самым глубинным нутром, когда тебя посещает инопланетное божество. В сущности, это так и есть, разве нет? Однако же… «Ладно, допустим, твоя взяла» — говорит Сирхан спустя мгновение, за которое успевает сотворить целый вихрь испуганных отражений-изыскателей, частных личностей, со всех сторон налетающих на одну и ту же задачу. «Ты умнее меня. Я просто человек со скучными дополнениями, а у тебя есть новенькая сверкающая модель сознания, позволяющая тебе обходиться с нами так же, как мы обходимся с обычными кошками». Он оборонительно скрещивает руки на груди. «Но ты обычно не втираешь это так. Это же не в твоих интересах, верно? Ты предпочитаешь прятать свои манипуляторские способности под обходительной личиной — так легче с нами играть. А значит, у тебя есть причина на все это». Теперь в его голосе сквозит горечь. Сирхан смотрит вокруг, призывает стул, и попутной мыслью — корзинку для кота. «Садись. Почему сейчас, Айнеко? Почему ты считаешь, что можешь забрать моего собственного сына?»
«Я не говорил, что собираюсь забрать его, я говорил, что я пришел за ним». Айнеко возбужденно машет хвостом из стороны в сторону. «Я не занимаюсь политикой приматов, Сирхан. Я не маленькая обезьянка. Но я знал, что ты отреагируешь негативно, потому что социальный механизм представителей твоего вида предполагает…» — Целая дюжина надотражений воссоединяется в сознании Сирхана, и голос Айнеко тонет в какофонии внутренних голосов — «…поймешь ситуацию, и мне показалось предпочтительным спустить механизмы твоей территориальной и репродуктивной тревоги заранее, чем иметь ввиду риск, что они взорвутся мне в лицо в какой-нибудь более деликатной ситуации».
Сирхан отсутствующе отмахивается от кота. «Пожалуйста, подожди». Он расставляет по местам квазивоспоминания — результаты, принесенные закончившими обдумывание отражениями — и его глаза с подозрением сужаются. «Тут что-то нечисто. Обычно ты не лезешь на рожон. Ты выстраиваешь взаимодействия с людьми заблаговременно. Да что там, ты просто направляешь их так, чтобы они делали то, что ты хочешь, и ни разу не усомнились в том, что это их собственная идея». Он напрягается. «Что там такое с Манни, что привело тебя сюда? Зачем он тебе нужен? Он всего лишь ребенок».
«Ты путаешь Манни и Манфреда». Айнеко отправляет Сирхану картинку-улыбку. «В этом твоя первая ошибка, хоть они клоны в различном субьективном состоянии. Подумай, на кого он будет похож, когда вырастет?»
«Но он еще не вырос!» — жалобно говорит Сирхан. «Он будет взрослым…»
«Спустя годы, Сирхан. Вот в чем сложность. Вообще-то мне нужно поговорить с твоим дедом, а не сыном. Но не этим долбаным застопоренным отражением в храме истории — мне нужен Манфред с чувством связанности, и немедленно. У него есть кое-что нужное мне, и я обещаю, что не уйду, пока не получу это. Ты понял?»
«Да» — говорит Сирхан, гадая, звучит ли в его голосе вся та сосущая пустота, растущая в его сердце. «Но он наш ребенок, Айнеко. Мы люди. Ты знаешь, что это значит для нас?»