—Ты — мой футурологический волнорез — говорит она, смеясь, и накрывает его член рукой. Большинство ее текущих процессов — чисто биологические, замечает кот. Разве только, судя всплескам подключения сторонних ресурсов, она сейчас задействует немного биосети для работы ETItalk@home[133], одного из распределенных дешифраторов, работающих над инопланетной грамматикой послания — которое, по догадкам Манфреда, может иметь собственные права на гражданство.
Подчиняясь позыву, который он не в состоянии четко выразить, кот посылает электронную вибриссу через ближайший маршрутизатор. У киберзверя есть пароли Манфреда, ведь тот считал доверие к Айнеко чем-то самим собой разумеющимся. Ну и неосмотрительно же это: манфредова бывшая жена имела с ним тайные делишки, а чего уж говорить обо всех впитанных в юности котятах… Кот туннелирует сквозь тьму и крадется один по Сети.
—Просто подумай о тех, кто не может приспособиться — говорит Манфред. В его голосе чувствуется скрытая тревога.
—Пытаюсь не думать — ее передергивает. —Тебе тридцать, и ты замедляешься. А что с молодыми? Как они-то справляются?
—У меня есть дочка. Ей сто шестьдесят миллионов секунд. Могу разузнать… Если Памела позволит мне поговорить с ней. В его голосе слышится отзвук старой боли.
—Не ходи туда, Манфред. Пожалуйста. Манфред так и не выбросил это из головы, несмотря ни на что. Амбер всегда будет связкой, удерживать его на широкой орбите вокруг Памелы.
Кот слышит песни омаров, несущиеся сквозь пустоту из далекой дали — поток данных, которые шлет их кометный дом в своем плавании через астероидный пояс во внешнюю тьму, к ледяной гавани за орбитой Нептуна. Омары поют о покинутом, и об оставшихся в прошлом. Они поют свою печальную песнь о разуме, слишком медленном и хрупком, чтобы поспевать за яростным маршем перемен, чтобы выстоять в их ревущей песчаной буре, которая настолько источила мир людей, что все, за что бы они могли ухватиться, иззубрилось и крошится…
Омары остаются позади, и кот стучится в анонимный сервер распределенной сети — в голографическую файловую сокровищницу, рассеянную по миллиону тайников и полную неуничтожимых секретов и сплетен. Навести в ней порядок никому не под силу, что уж там — вычистить. Дневники, песни, фильмы, пиратские копии последних хитов Болливуда… Кот крадется дальше, мимо всего этого, разыскивая
—Прости, любимая. Мне иногда кажется… Манфред вздыхает. —Старение — это процесс, который отсекает возможности за твоей спиной. Я уже недостаточно юн. Я потерял динамический оптимизм.
Образец с пиратского сервера не совпадает с тем, над которым работает Аннетт.
—Ты вернешь его — тихо уверяет она его, скользя ладонью по его коже. —К тому же — ты все еще расстроен из-за того, что тебя ограбили. И это пройдет. Увидишь.
—Ага. Он наконец расслабляется, ощутив, как придает уверенности в себе осознание собственной воли. —Я справлюсь с этим. Так или иначе. А может, кто-нибудь, кто помнит, как был мной, справится.
Сидящий в темноте Айнеко обнажает клыки в тихой усмешке. Подчиняясь глубоко заложенному в его —железо стремлению вмешаться, он делает и копию послания, над которым работает Аннетт. У нее — копия номер два, та запись послания, принятого сетью дальней космической связи, которую удерживают Европейское космическое агентство и прочие большие шишки. Пробуждается еще один глубоко спрятанный поток, и Айнеко принимается исследовать посылку с такой точки зрения, которая не знакома еще никому из людей. А потом пучок запущенных на абстрактной виртуальной машине процессов задает ему вопрос, который нельзя выразить с помощью ни одной из человеческих грамматических систем.
Часть 2. Точка перехода
Жизнь — это процесс, который можно абстрагировать от носителей и содержимого.
Глава 4. Гало
Астероид крутит Барни: он поет о любви на высших рубежах, о влечении материи к репликаторам, и о дружбе к нуждающимся миллиардам Тихоокеанского Рубежа. —Я люблю тебя — мурлыкает он на ухо Амбер, пока она примеривается, как бы поточнее ухватить его, — дай мне покрепче тебя обнять…