Пассажиры и команда столпились на мостике (течение времени на котором замедлили до одной десятой от настоящего) и наблюдают за прибытием. Амбер сидит, свернувшись, в капитанском кресле, и угрюмо наблюдает за собравшимися аватарами. Пьер все еще избегает ее при любой возможности (не считая официальных аудиенций), и конечно же, чертова акула и ее ручная гидра сюда не приглашены, но почти все остальные - в сборе. На стеке виртуализации
«Тебя что-то тревожит». Чья-то рука опускается на спинку соседнего кресла.
Она моментально оглядывается и кивает, узнав. «Есть такое... Садись. Ты пропустил аудиенцию?»
В кресло рядом с ней опускается худощавый и смуглый человек с аккуратно подстриженной бородой и глубокими морщинами на лбу. «В мои обычаи такого не входит» - осторожно объясняет он, - «но не могу сказать, что ситуация незнакома». По его каменному лицу побегает быстрая улыбка. «Меня несколько побеспокоили роли...»
«Я не Маргарит де Валуа, но свободные роли... Просто скажу, что шляпка идет». Амбер откидывается назад в кресле. «Знаешь, у Маргарит была
«В смысле, грешная и развратная?» - отвечает сосед.
«Садек…» - она закрывает глаза. «Пожалуйста, давай не будем прямо сейчас устраивать битву за абсолютную мораль, нам предстоит выход на орбиту, поиск артефакта и установление диалога, а я очень устала. Как выжатый лимон».
«О... Прошу прощения». Он осторожно наклоняет голову. «Это из-за твоего молодого человека? Он плохо с тобой обращается?»
«Не совсем...» Амбер останавливается. Садек, которого она пригласила в качестве корабельного теолога на тот случай, если они повстречаются с богами, считает заботу о поддержании ее спокойствия и безмятежности чем-то вроде хобби. Иногда это чуть гнетет, иногда льстит, и в этом всегда есть какой-то сюрреализм. Он стал аятоллой в непревзойденно молодом возрасте, опередив всех своих коллег в исследованиях с помощью новейших квантовых поисково-аналитических машин, доступных гражданам Империи Кольца. Когда они вернутся домой, его оригинал, вероятно, тоже станет аятоллой. Он весьма продуманно обходится с культурными различиями, его логическое мышление безупречно, он искусно избегает противостояния с ней – и он постоянно ищет способы направить ее в моральном развитии. «Это личное недопонимание» - говорит она. «Я бы отложила это до тех пор, пока мы со всем не разберемся».
«Что ж…» Похоже, ответ его не удовлетворил, но это в порядке вещей. Садек еще не отряхнул со своих ног пыль детства в промышленном Йазде. Иногда Амбер задумывается, а не являются ли их разногласия миниатюрным отражением самой разницы между ранним двадцатым и ранним двадцать первым столетиями? «Но, возвращаясь к насущному – ты уже знаешь, где сам маршрутизатор?»
«Узнаю, через несколько минут или часов» - говорит Амбер чуть громче, одновременно генерируя несколько поисковых отражений. «Борис? Есть идеи, куда мы направляемся?»
Борис грузно переваливается, чтобы повернуться к ней. Сегодня он носит аватар велоцераптора, а им не так-то легко разворачиваться в замкнутом пространстве. «Дайте мне место!» - раздраженно рычит он. Затем прокашливается грозным гортанным звуком: «Анализирую данные с паруса». С обратной стороны лазерный парус, тонкий, как мыльная пленка, сплошь покрыт нанокомпьютерами, отстоящими друг от друга всего на микрометр. Каждый можно включить в режиме клеточного автомата, и у каждого есть световые датчики – когда они объединяются в гигантскую оптическую фазированную решетку, весь парус стан сетчаткой шириной больше сотни метров. Сейчас Борис скармливает ей модели-образы, описывающие естественные объекты, и задавая искать то, что отличается. Мысли оформляются, а пока к нему возвращаются лишь картины танцующих теней – заледеневшей свиты мертворожденного солнца.
«Но где он может быть?» - спрашивает Садек. «Ты знаешь, что именно ты ищещь?»
«Да. Его поиск нас не должен затруднить» - говорит Амбер. «Он выглядит так». Она щелкает пальцами в направлении ряда стеклянных смотровых окон в передней части мостика. Кольцо на ее указательном пальце вспыхивает рубиново-красным, и на месте морского пейзажа с мерцанием материализуется что-то неописуемо странное. Гроздья жемчужных четок, закручивающиеся в спиральные цепи, цветные диски и завитки, свивающиеся и переплетающиеся друг с другом на фоне темнеющего диска планеты. «Как скульптура Уильяма Латема, сделанная из странной материи, правда?»
«Абстракционизм, как есть…» - с одобрением говорит Садек.