Акселерандо

«Гм-м… Понятно». Аннетт протягивает руку и приглаживает прядь, упавшую на лоб Манфреда. «Каково это — быть частью группового сознания?»

Моника хихикает, развеселившись. «Каково это — видеть красное? Каково быть летучей мышью? Рассказать невозможно — я могу только показать. Каждый из нас в любой момент может уйти — ты знаешь».

«Но почему-то вы так не делаете». Аннетт чешет в затылке, ощущая участки с короткими волосами, под которыми скрываются уже почти незаметные шрамы поверх сети имплантов. Манфред перестал их жаловать год или два назад, как только они стали общедоступными. «Соплефазные наноустройства по заветам Дарвина[130] — не те вещи, которые можно настроить на чистое взаимодействие» - говорил он тогда - «нетушки, уж лучше оставаться верным отключаемым наборам». Она отказывается. «Так что нет, спасибо. И думаю, он тоже вряд ли примет ваше предложение, когда проснется» (между строк: «только через мой труп»).

Моника пожимает плечами. «Это его упущение - он не сможет вечно жить в сингулярности вместе с другими последователями нашего доброго учителя. Впрочем, у нас столько новообращенных, что мы уже и не знаем, что с ними делать».

Аннетт в голову приходит мысль. «Ага, вы все — одно сознание? По крайней мере – иногда? Вопрос к тебе — это вопрос ко всем?»

«По крайней мере, иногда» - отвечают одновременно Моника и появившийся в двери Алан. Он держит в руках коробочку, похожую на самодельный диагностический аппарат. «Так что вы хотели?» - добавляет тело-Алан.

Манфред, все еще лежащий на кровати, издает стон. Его очки нашептывают ему в ухо данные через последовательную магистраль костной проводимости, закачивая их прямо в его нейроснаряжение со всей доступной скоростью, и отчетливо слышится шипение розового шума[131].

«Манфреда отправили узнать, почему вы — противники Поправки о Равных Правах» - объясняет Аннетт. «В нашей команде не все знают о действиях других».

«Конечно». Алан садится на стул у кровати и прокашливается, со значительностью выпячивая грудь. «Это очень важная теологическая проблема. Я считаю...»

«Я или мы?» - перебивает Аннетт.

«Мы считаем» - заявляет Моника. Потом оборачивается на Алана. «Прости-и-и».

Наблюдение за признаками индивидуальности внутри группового сознания не дает Аннетт покоя. Это идет вразрез с ее представлениями,сформировавшимися под действием слишком частых пересмотров борг-фэнтези, а кроме того, она холодна к их квази-религиозной вере в сингулярность. «Пожалуйста, продолжайте».

«Идея “один человек — один голос” устарела» - говорит Алан. «Необходимо пересмотреть гораздо более широкий вопрос — определение понятия личности. И плясать дальше, исходя из этого. Один голос каждому живому телу? Или один голос одному разумному индивиду? Как быть с распределенным разумом? Предложения, составляющие основу ПоРы, далеко небезупречны. Они основаны на культе индивидуальности, они не берут в расчет настоящую сложность постгуманизма».

«Вспоминается борьба за права женщин в девятнадцатом веке, когда соглашались, что все-таки можно дать право голоса женщинам, если они замужем за землевладельцами». - вставляет Моника с хитринкой. «Суть вопроса они упускают».

«Да-да…» Аннетт скрещивает руки на груди, внезапно почувствовав себя обороняющейся. Она не была к такому готова. Это - элитарная сторона послечеловеческой “темы”, и к ее простым пост-просвещенческим идям она может оказаться столь же недружественной, как и право помазанников божиих.

«Они упускают все на свете». Головы поворачиваются в неожиданном направлении: Манфред снова открыл глаза, и Аннетт видит в них, обегающих взглядом комнату, ранее отсутствовавшую искорку интереса. «В прошлом веке люди платили за то, чтобы их головы заморозили после смерти, надеясь на воссоздание в будущем. Теперь у них нет гражданских прав - своды законов никогда не были рассчитаны на то, что смерть — это обратимый процесс. Далее, как быть с вами, ребята, если вы перестанете запускать Боба? Если соберетесь выйти из коллективного борганизма? А если потом захотите присоединиться обратно?» Он поднимает руку и растирает себе лоб. «Простите. Я в последнее время сам не свой». На его лице мелькает кривая, немного маниакальная ухмылка. «Я целую вечность втолковывал Джанни, что надо начать с нового юридического определения понятия личности. Такого, с которым будет ясно, например, как быть с корпорациями, наделенными самоосознанием, или с теми, кто отделился от групповых сознаний. Вот мы пытаемся разобраться, как быть с искусственным интеллектом – а как быть с искусственной тупостью? А с выгруженными и заново воплощенными? И так далее, и тому подобное. Какие у них у всех права? Религиозно настроенный народ уже сейчас вовсю развлекается с вопросами о личности — так почему мы, трансгуманисты, обо всем этом еще не задумались?»