Акселерандо

Сирхан отсутствующе отмахивается от кота. «Пожалуйста, подожди». Он расставляет по местам квазивоспоминания – результаты, принесенные закончившими обдумывание отражениями – и его глаза с подозрением сужаются. «Тут что-то нечисто. Обычно ты не лезешь на рожон. Ты выстраиваешь взаимодействия с людьми заблаговременно. Да что там, ты просто направляешь их так, чтобы они делали то, что ты хочешь, и ни разу не усомнились в том, что это их собственная идея». Он напрягается. «Что там такое с Манни, что привело тебя сюда? Зачем он тебе нужен? Он всего лишь ребенок».

«Ты путаешь Манни и Манфреда». Айнеко отправляет Сирхану картинку-улыбку. «В этом твоя первая ошибка, хоть они клоны в различном субьективном состоянии. Подумай, на кого он будет похож, когда вырастет?»

«Но он еще не вырос!» - жалобно говорит Сирхан. «Он будет взрослым...»

«Спустя годы, Сирхан. Вот в чем сложность. Вообще-то мне нужно поговорить с твоим дедом, а не сыном. Но не этим долбаным застопоренным отражением в храме истории - мне нужен Манфред с чувством связанности, и немедленно. У него есть кое-что нужное мне, и я обещаю, что не уйду, пока не получу это. Ты понял?»

«Да» - говорит Сирхан, гадая, звучит ли в его голосе вся та сосущая пустота, растущая в его сердце. «Но он наш ребенок, Айнеко. Мы люди. Ты знаешь, что это значит для нас?»

«Второе детство». Айнеко встает, потягивается и сворачивается в корзинке. «Вот в чем проблема вашего бессмертия, лысые обезьяны – вам снова и снова нужна очистка и перезагрузка, и рано или поздно вы теряете связанность… Ладно. Дело не во мне, Сирхан. Я принял сигнал с дальнего края сети маршрутизаторов, отражение, утверждающее, что оно из семьи. Говорит, они таки добрались до своей дальней дали и там, за Пустотой Волопаса, нашли что-то достаточно важное и солидное, что стоит пуститься в путь целиком и увидать это воочию. Но я должен убедиться перед ответом, что это не очередные Вунч или что-то этакое. И это я не собираюсь запускать в свое сознание. Даже в песочницу. Понимаешь, о какой вещи я говорю? Поэтому я должен воссоздать физического взрослого Манфреда со всеми его воспоминаниями, но при том не бывшего частью меня. Чтобы он взглянул на этот разумный пакет данных и ручался за него. Чтобы разобраться в таких посылках, нужно самоосознающее существо. К сожалению, храм истории досадно хорошо защищен от незаконного извлечения – я не могу просто пойти туда и достать его копию, но я не хочу использовать мою собственную модель Манфреда – он знает слишком много. И потому...»

«Что оно обещает?» - напрягшись, говорит Сирхан.

Айнеко разглядывает его сузившимися глазами, издавая резонирующее мурлыканье в основании глотки. «Всё».

***

«Бывают разные виды смерти» - рассказывает Манни женщина, которую зовут Памела, и ее голос шорохом сухих листьев раздается в темноте. Манни пытается двинуться, но он будто скован каким-то замкнутым пространством. Он отгоняет от себя приступ паники. «Во-первых, и это главное, смерть – это отсутствие жизни. А для человеческих существ – и отсутствие сознания тоже, но не просто его отсутствие, а отсутствие самой способности иметь сознание». Тьма надвинулась на него, она дезориентирует, и Манни даже не уверен, что знает, где верх, а где низ – ничего не работает. Даже голос Памелы ощущается вездесущими колебаниями среды, и приходит со всех сторон.

«Простая старомодная смерть, тот ее вид, что существовал до сингулярности, была неизбежным состоянием прерывания для всех форм жизни. Сказки о жизни после смерти ничего не стоили». Сухой смешок. «Я обошла все фазовое пространство возможных послежизней, каждый день перед завтраком пытаясь поверить в какую-нибудь новую из них только на тот случай, если Пари Паскаля[207] верно. Но теперь, я полагаю, мы можем согласиться, что прав был Докинз[208]. Человеческое сознание просто уязвимо для определенных типов передающихся мем-вирусов, а религии, обещающие жизнь после смерти, в этом особенно тлетворны, поскольку эксплуатируют уязвимость нашего естественного отвращения к состояниям прерывания».

Манни пытается сказать «я не умер», но его горло не работает. Прислушавшись к себе, он замечает, что вдобавок он и не дышит.