Акселерандо

Сирхан, погруженный в отрешенность, идет сквозь толпу собравшихся на фестиваль. Все, кто видит его здесь — это говорливые духи умерших политиков и писателей, депортированных распоряжениями Зловредных Отпрысков из внутренней системы. Зеленая равнина, ласкающая глаз, тянется под лимонно-желтым небом к горизонту в тысяче километров отсюда. Воздух слегка пахнет аммиаком, и необъятный простор полон маленьких идей. Но Сирхану нет до них дела — сейчас он наедине сам с собой.

Только вот это не совсем так.

— Простите, вы реальны? — спрашивает его кто-то на английском с американским акцентом.

Сирхану требуется мгновение, или даже целых два, чтобы отвлечься от размышлений и осознать, что к нему обратились. — Что-что? — удивленно переспрашивает он. Сирхан одет в плащ берберских пастухов, он бледный и жилистый, и над его головой мерцает таинственный ореол роботумана — в своей отрешенности он немного напоминает святого пастуха из послесингулярного этнического театра. — Чего вы сказали? — Где-то на краю сознания вскипает досада. Что, нигде нельзя побыть в одиночестве? Но, обернувшись, он видит, как одна из полупрозрачных яйцевидных капсул с грибоподобным наростом наверху расщепляется сверху вниз. Оттуда вытекает оставшаяся конструкционная жидкость, и выпрыгивает бледный, безволосый, слегка смущенный англоговорящий человек носящий только маску глубочайшего удивления.

— Не вижу имплантов — говорит человек, качая головой. — Но похоже, я действительно здесь, не так ли? Я воплощен? — Он оглядывается на другие яйца. — Да, это не симуляция.

Сирхан вздыхает — ну вот, еще один изгнанник… — и вызывает демон-процесс, чтобы допросить виртуальный интерфейс капсулы. Тот не выдает в ответ ничего путного — кажется, в отличие от большинства воскрешенных, этот незадокументирован. — Вы были мертвы. Теперь вы живы. Я полагаю, это значит, что вы почти так же реальны, как и я. Что вы еще хотите узнать?

— Какой сейчас… — Новоприбывший на миг умолкает. — Вы можете направить меня в процесс-центр? — осторожно спрашивает он. — Что-то я дезориентирован.

Это удивляет Сирхана — большинству иммигрантов требуется гораздо больше времени, чтобы дойти до этого этапа. — Вы умерли недавно? — спрашивает он.

— Не знаю, умирал ли я вообще. — Новоприбывший с озадаченным видом растирает свою лысую голову. — Эй, я серьезно! — Он пожимает плечами, раздражаясь. — Смотрите, процесс-центр, это…

— Там. — Сирхан машет рукой в сторону монументальной громады Бостонского Музея Наук (спасенного от Великой Деконструкции переносом сюда с Земли пару десятилетий назад) — Моя мать — управляющая там. — Он тонко улыбается.

— Твоя мать? — Нововоскрешенный иммигрант, моргая, приглядывается к нему. — Вот же черт! — Он шагает к Сирхану. — А, так ты…

Сирхан отскакивает и щелкает пальцами. Один из завитков туманного облачка, всю дорогу летевшего над ним и защищавшего его бритую макушку от лучей мглистого красного зарева, что заслоняет Солнце оболочками орбитальных нанокомпьютеров, протягивается вниз. Он твердеет, превращаясь в посох из дымчатого синего тумана, а затем и в окованную дубинку из мыльных пузырей — и опускается в его руку. — Сэр, вы угрожаете мне? — обманчиво мягко спрашивает он.

— Я… — Новоприбывший замирает, а потом, захохотав, запрокидывает голову. — Не глупи, дорогой! Мы родственники!

— Дорогой… — Сирхан злится еще больше. — Да кто вы, собственно… — Тут к нему приходит осознание. — О-о-о…. О, боже! — Сирхан чувствует, как выброс адреналина прошибает его потом. — Да, точно… Мы встречались… в определенном смысле… — О, парень, да это же все перевернет тут вверх дном, понимает он, и сбрасывает отражение с этой мыслью — пускай оно подумает о том, что теперь будет. Последствия сложно представить.

Голый новоприбывший кивает, ухмыляясь какой-то одному ему понятной шутке. — А знаешь, с высоты человеческого роста ты выглядишь по-другому. Но теперь-то я снова человек. — Он проводит рукой по ребрам, замирает и как-то по-совиному глядит на Сирхана. — Э-э-э, прости, не собирался пугать тебя. Полагаю, ты сможешь найти какую-нибудь одежду своему пожилому дедушке?

Сирхан вздыхает и направляет свой жезл в небо, рассеченное пополам тонким рубиновым лазерным лучом колец. Большая часть континентальных плотов городов-кувшинок плывут по холодному газовому океану сатурнианской атмосферы вблизи экватора гигантской планеты. — Да будет аэрогель!

Облачно мыльных пузырей слетается к только что воскрешенному древнему, приобретает коническую форму, уплотняется и падает на него длинным восточным халатом. — Спасибо — говорит он. И с хрустом выворачивает шею, пытаясь взглянуть на себя со спины. — О-о-ох… — Он морщится. — Ч-черт. Это было больно! Так… надо раздобыть набор имплантов.