Возможно, он был таким всегда, однако в первое время после их знакомства ни о чём подобном речи не было. Ровно до того дня, когда Вячеслав с торжественным и таинственным видом провозгласил ему, что на протяжении уже нескольких ночей видит один и тот же сон. В нём трое созданий, чьи истинные формы с трудом угадываются под вязкими накидками, делятся с ним откровениями о мирах по ту сторону всех восприятий и о существах, чей облик неописуем и ужасен. Вячеслав был искренне уверен, что эти создания действительно существуют и связываются с ним через сны — хотя Михаил и пытался уверить его в обратном. Позже он зарылся во всевозможные оккультные книги, и постепенно все его диалоги и рассказы начали сводиться к тому, что он извлёк из их чтения, и что сделал сам, следуя найденным там руководствам. Затем он сообщил, что все оккультные книги и всё, что изложено в них — ложь в третьем поколении, и что теперь он — под диктовку тех самых трёх созданий из его снов! — пишет свой собственный труд. Он даже показывал Михаилу некоторые страницы, исписанные корявым почерком — однако мешанина из заунывного пафоса разрозненных кусков текста, перемежающихся странного вида диаграммами и символами, лишь вызвала усмешку и дала лишний повод для того, чтобы посмеяться над тронутым.
Однажды он зазвал к себе Михаила и ещё нескольких общих знакомцев, пользовавшихся его наибольшим доверием, и предложил им организовать орден. «Мы изменим этот мир!» — постановил он, пыхтя своей любимой дешёвой сигаретой. Он тыкал им в лицо своей рукописью, пытаясь доказать, что большой овражный комплекс, расположенный на окраине города — это место силы, «пересечение нескольких углов», и что если зажечь там двенадцать костров и кое-что подсчитать, то… К счастью, Михаил уже успел подзабыть большую часть того бреда, что нёс этот псих. Однако тогда он и его друзья решили подыграть Вячеславу — они были молоды, и им было куда интереснее слушать трёп безумца и шататься по окрестностям, чем посещать скучные пары в родном университете.
Естественно, каждый из них полагал предлагаемые Вячеславом мистические практики чепухой, а истории — бредом сумасшедшего. Сам Михаил, ради интереса, испробовал некоторые «ритуалы» на себе — но не получил ровным счётом никакого эффекта.
В одну из тёплых майских ночей Вячеслав повёл свой новоявленный «орден» в овражный комплекс. Он хотел, чтобы «аколиты», как он называл поведшихся на его россказни приятелей, переходили от теории к практике, и
«Брат мой!» — говорил Вячеслав, и Михаил соглашался. А после смеялся над его наивностью.
Апофеозом и расколом «ордена» послужила выходка Вячеслава накануне очередного конца света. Тогда он слонялся по улицам, и буквально умолял каждого встречного бросить всё и отправляться в овраги. «Там исток, там спасение», — причитал он до тех пор, пока его не забрали стражи порядка. На его призыв ходить и проповедовать вместе с ним «аколиты» не откликнулись, поэтому их и не коснулась рука правосудия. Отсидев пятнадцать суток, Вячеслав явился в мир очень хмурым; он захмурел ещё больше, когда Михаил сообщил ему от лица всех членов «ордена», что они прекращают заниматься этими сомнительными делами, покуда их не упекли в психушку. Также он посоветовал Вячеславу и самому завязывать с оккультизмом, столь ярое увлечение которым точно не доведёт до добра.
Вячеслав сказал, что всё понял.
С тех пор он отдалился от Михаила и его компании. Потихоньку, постепенно. Не откликался на приглашения выпить, а после — даже на предложения встретиться. Михаил отчислился из университета, поскольку видел свою жизнь совершенно в другом. Именно тогда их связь была окончательно потеряна. От общих знакомых он узнал, что Вячеслав защитился, а вот что с ним происходило дальше… Несколько раз, первое время, он пытался дозвониться до него, чтобы предложить подключиться к сетевому маркетингу, которым он только начал заниматься, однако тот не брал трубку, а после, похоже, и вовсе сменил номер. Вскоре Михаил стал совершенно равнодушен к тому, что когда-то и где-то мог существовать некто Вячеслав Горькин.