АКОНИТ 2018. Цикл 1, Оборот 3

С наступлением темноты все они, как один, прятались в приземистых хатах-граждах, закрывали ставни и никого не впускали. Дикий народ!

Гарсиа заинтересовало только одно: их нелепые, невероятные и не похожие на истории других народов сказки и выдумки. Мог ли кто в его собственных краях рассказывать небылицы о «диких» людях, которые днём и ночью пасли и сторожили, словно скот, лесных косулей и вепрей? А чего стоила байка, которую вчера поведала гуцульская крестьянка:

— Йой, в лес один не ходи, увидит тебя мохнатый Чугайстр и до смерти затопчет!

При самом упоминании этого диковинного слова, должно быть, служившего именем или названием странного существа, Гарсиа затрясло, да так, что зуб на зуб не попадал, пока ему спешно не подали чарку местной крепкой сливовицы. «Чугайстр». Надо же! Неслыханное им ранее сочетание звуков поражало неприятной узнаваемостью. Будто бы всё его естество учуяло нечто знакомое и возжелало непременно встретиться с ним лицом к лицу в сумрачном карпатском лесу. «Чугайстр». Выходец из Сердани по слогам попробовал слово на вкус и понял, что оно неприятно царапает разум. «Чу» — как поезд, а концовка — словно кто-то пилит кости, чтобы высосать из них мягкий и нежный мозг.

Другие истории местных жителей, хоть и были занятными и необычными, ничем в нем глубоко не отзывались. Они представлялись Гарсиа скорее экзотической сказкой, которую уместно рассказывать, к примеру, за лущением урожая кукурузы или прядением шерсти. В общем, все это он справедливо считал бабьими выдумками. Какое ему дело до них? Скоро он минует Карпаты и окажется там, куда направлялся — в Унгваре. Поезд уже мчит его неотвратимо к конечной станции, в средневековый город, в котором, по слухам, хранится меч брата самой Эржбеты Батори, кровавой графини Средневековья; и он обязательно осмотрит его в музее.

Молодой человек отложил перо. Письмо отцу на родину не выходило таким, как нужно. Скомкав очередной лист бумаги, он решил оставить своё занятие. Тем паче, что этому ничуть не способствовал подаваемый буфетчицей исключительный в своей отвратительности чай. Крупные и пыльные байховые чаинки не раскрывались от чуть тёплой воды, которой его здесь заливали. И в прозрачном стакане плавали длинные чёрные клочья звериной кожи, едва опушённой белой мерцающей шерстью. По крайней мере, Гарсиа так начинало казаться, едва он вспоминал о Чугайстре.

Нужно признаться, что молодой человек из испанской провинции и сам нередко баловался сочинительством странных историй. Их находила складными и забавными разве что мама, а отец лишь сердито хмурился, просматривая попадавшие ему в руки листы с писательскими начинаниями сына. Гарсиа-старший видел своего отпрыска помощником адвоката, жандармом, сборщиком податей, но никак не сочинителем историй.

Повинуясь секундному порыву, серданский путешественник схватил перо, обмакнул его в тушь и принялся испещрять бумагу витиеватыми строками. И в то же время он не смог бы сказать, что именно побудило его спешно запечатлеть рассказанные ему ранее местечковые истории.

Если задуматься, то все они, как одна, отдавали страхом и мерзостью противоестественного. То большая гора вдруг ощетинится сотнями сосен, расправит их вытянувшимися из-под земли лапами, как домашняя кошка оглаживает свой мех перед охотой, — и одним махом передавит половину ближайшего селения. А то злая ведьма решит извести молодую пару, и, чтобы быть вместе, парню и девушке останется утопиться в глубоком горном озере, спасаясь от погони и травли собаками. «Влюблённые достигли синевирского озера и попросили защиты для себя и своих уз у его голубых вод», — закончил выводить Гарсиа и уставился в окно.

ЧУУ-УХ! ЧУХ!

Поезд вздрогнул, выдохнул облако белого густого пара и помчался необычайно скоро. Казалось, секундой ранее он почти до остановки замедлил свой бег, задрожал всеми стёклами, заходил ходуном расхлябанными дверцами и зацокал по столам подпрыгнувшими разом подстаканниками. Гарсиа даже схватил свой стакан с ужасным чаем, чтобы тот прекратил отбивать эту безудержную чечётку безумия.

Ну вот, он уже и думать стал так же, как герои местных легенд: что бы они ни удосужились предпринять для собственного спасения, никогда его не получали. Они оставались бесправными статистами в сценах бушующего вокруг ужаса. Если верить этим легендам, здесь, в этих краях обезумевших гор и проклятых лесов, спасения не стоит ждать никому.

Чтобы хоть как-то отвлечься от сумрачных мыслей, начинающий писатель решил выглянуть в коридор вагона. Открыл скрежещущую дверцу и, лениво оглянувшись, последовал в сторону тамбура. Заглянул в первое попавшееся купе — и никого там не встретил. Настал черед второго купе. Одолеваемый неясным предчувствием, он не увидел и там ни одного попутчика. Ни единой живой души не было обнаружено и в третьем купе. Казалось, все, кто садился с ним вместе в скорый поезд до станции Унгвар, сошли ранее на несуществующих остановках. Как это могло произойти и что могло значить?