Папа вошел в библиотеку через несколько интеров, когда Кора сидела на кресле в дальнем углу, пытаясь разобрать слова на страницах. Отец протянул ей статью и сказал:
– Неплохо. Отправляй.
Кора почувствовала, как в носу защипало, а к глазам подкатили слезы. Она улыбнулась едва заметно и еле слышно шепнула:
– Спасибо.
Статья Рубиновой дамы вышла через день, когда Кора и Нортвуды прощались с Рэдвуд-парком. Возвращаться в столичный дом никому не хотелось. Слишком тесно стало под крышей, где жили страшные воспоминания, а в окна заглядывало чужое несчастье. Так что их решили приютить Фитсрои в своем доме до того, как Нортвуды не выберут новое жилье.
– Давно нужно было переехать в более просторный особняк, – заметила мама. Она старательно держалась так, будто ничего не произошло. У Коры так не получалось. Особенно учитывая, что при приезде в город она обязана была отправиться на похороны Эммы. Они случились уже после того, как нашли тело Дурмана с ядовитым аконитом и вспоротым горлом.
На похоронах рядом был Гил, иначе Кора не выдержала бы. С другой стороны, она наконец смогла оплакать подругу как полагается.
Вернувшись к Фитсроям, Кора поднялась к себе. Гил все это время тенью шел следом. Обессиленная, с распухшими раскрасневшимися веками, которые к тому же болели, она рухнула на кровать. Гил лег рядом, позволив ей положить голову на свою грудь и крепко уснуть.
Кора с большой неохотой подбирала себе новую камеристку. Со многим она справлялась сама, а компанию на прогулках пока составлял Гил. Пока, потому что он всерьез думал уйти с поста телохранителя. Почему?
Во-первых, в его услугах Кора будто бы уже и не нуждалась; во-вторых, у лорда возникли вопросы к отношениям между Гилом и его подопечной (он не мог не заметить того, как на эмоциях обращалась с ним Кора); в-третьих, иллюзия. Первое отбивалось тем, что мисс Нортвуд была еще и Рубиновой дамой, что заставляло ее лезть в опасные дела с небывалым энтузиазмом. Защита явно еще пригодится взбалмошной девице. Второе удалось объяснить все теми же эмоциями и возникшей дружбой. А третье… С ним было сложнее.
Облик Вульфа, сплетенный из чар, мог почувствовать буквально любой маг. Заглянуть сквозь него мог сильный маг. Гил мог блокировать это, но для того ему пришлось бы воспользоваться не силой артефакта, который поддерживал личину, а собственной. Для любого другого подобное войдет в классификацию «странно», возможно, кто-то попытается докопаться до истины, но в целом ничего страшного. Плохо было то, что маги, которые служат господину, наверняка смогут понять, в чем дело. Мортимер сможет. Прошлый раз ему не позволил лорд Нортвуд, которому позже Кристофер наврал о жуткой ране на лице. Папа, если и уловил ложь, другу все же доверился (да и Гил успел спасти Кору, а это явно бонус к доверию).
Допускать даже мысли о расставании было тяжело. Накатывала паника. Смерть Эммы, случившаяся на глазах Коры, нанесла ей глубокую душевную рану. И справляться с ней получалось пока только рядом с Гилом. Он был заботлив и нежен. Приходил, когда Кора нуждалось в нем, и оставлял, когда ей необходимо было побыть наедине с собой. Она только надеялась, что может отдать хотя бы половину той поддержки и любви, которую оказывал ей Гил.
Дни были похожи друг на друга, и эта стабильность успокаивала, но продвижению дела не помогала. Разве что Рие и Кристофер рьяно боролись за каждую зацепку и мало-мальски важный документ из дела о лаборатории.
– Прошла уже декада, – поморщился Гил, – но мы никуда не продвинулись. И все эти пэры такие скрытные! Лев на гербе. Дочь. И сын. Оказывается, не такой уж редкий набор. Если бы только я мог посмотреть на каждого, я бы узнал этого «господина».
– Тогда ты должен радоваться, что этим вечером мы идем в оперу, – Кора болтала ногой, сидя в кресле, в углу своей спальни у Фитсроев.
– И чему радоваться? Тому, что леди Нортвуд наконец решила, что можно выходить в люди? О… Погоди-ка… Люди…
– Открытие оперного сезона – тоже событие. Там будут, конечно, не все, но очень многие из аристократии. Вдруг узнаешь кого-то.
– Да, но как мне идти туда с личиной?
– Ты ведь мой телохранитель. Тебе разрешено использовать магию. Уверена, папа уже озаботился этим.
Вечером оба семейства отправились в оперу. У Нортвудов и Фитсроев была выкуплена ложа. Но опера Кору мало интересовала, как и Гила. Пока все здоровались и разбредались по своим местам, приходилось пристально всматриваться в людей.
Началась опера, и лица в других ложах, на балконах и в зале скрылись в тени. Весь свет сконцентрировался на сцене, где прима начинала постановку. Кора честно пыталась сосредоточиться на истории и голосах, но больше всего ее беспокоил ли взгляды Гила, которые он бросал на нее с завидным постоянством.
Тихонько поднявшись и оповестив матушку о том, что нужно в уборную, Кора вышла в сопровождении, разумеется, своего телохранителя.
– Что? – она прищурилась, обмахиваясь веером и не сбавляя шага.
– Что? – усмехнулся Гил. – Я ничего не говорил.
– Ты смотрел.
– Мне нельзя смотреть?