У неё больше не было сил разговаривать с ним. Голос Алексея проникал в самую душу, подчинял её волю. И в то же время она отдавала себе отчет в том, что стремится к нему, вновь жаждет испытать то наслаждение, тот вулкан чувств, которые он подарил ей. Возможно, она и не была женщиной до встречи с ним. Отдаваясь мужу, она выполняла приятную обязанность, но не более того. Тут - иное. Краснея до кончиков волос, она вспомнила свое неистовое желание в объятиях "соломенного" человека, длящийся минутами оргазм, свои стоны и бесконечное падение. Она и не представляла, насколько безумно радостно ощущать собственную похоть и не скрывать этого. Как наваждение, в котором хочется пребывать долго, отбросив условности, стыд, разум. Карина смотрела на себя в осколки разбитого трюмо - и не узнавала. Перед ней стоял совершенно другой человек - молодая красивая женщина-девушка с блестящими глазами, румянцем на щеках, желанная. Но взгляд... Взгляд испугал её. Два огонька, горящие в зрачках, будто бы жгли зеркало, в них не было ни жалости, ни пощады. Они несли смерть.
"Что же происходит?" - подумала Карина, отворачиваясь. Может быть, все дело в том, что сукин сын Клеточкин вновь втянул её в кино, в этот сказочный мир, населенный манекенами и вымышленными чувствами, столь далекий от жизни, подсунул мерзкий сценарий с очеловеченными куклами и куклообразными людьми, ввел её в музей восковых фигур и оставил там наедине с главным Хранителем - человеком с соломенными волосами? Или... Или она всегда была такой, только скрывала, от себя, мужа, дочери, подавляла свои чувства, таила, прятала, а истоки сегодняшнего - в порочном детстве? Ведь научилась же она подавлять свои желания с ранних лет, исключая тот первый опыт-инстинкт, похожий больше на экскурс в строение тела, а потом, потом все шло благопристойно и... скучно. Она и не помнила сейчас того мальчишку, с которым сошлась в родительском саду, под деревьями. Помнила только, что удивилась, когда все закончилось так быстро, принеся ей кратковременную боль, смешную щекотку и разочарование. Но оказывается, она все время думала и помнила о нем, хотя больше никогда не встречала. И все это время, всю жизнь ждала его, именно его, этого вихрастого мальчишку с соломенными волосами, паренька из детства. Зачем? Чтобы вернуться в прошлое, в беззаботный и счастливый мир, полный надежд и безграничной любви? Чтобы слиться с ним сейчас, по настоящему полно и глубоко, как невозможно было тогда, продлить тот краткий миг до бесконечности - сквозь годы, вместе испытать безумие страсти? Она никогда не задумывалась, где он? Да это было и не важно. Он стал мифом, облаком, дуновением воздуха, и Карина привыкла считать его мертвым. Но мертвые поднимаются и идут к тем, на ком оставили след, свою метку.
Сейчас, стоя перед открытым окном, она понимала, что все не могло произойти случайно или благодаря стечению обстоятельств. Алексей Колычев это тот мальчик из её детства. В её воображении. В её желаниях. Проспавший два десятка лет и пробужденный к жизни. Чьей волей восставший и идущий к ней? На это отклика не было.
2
Когда все более-менее стихло, приехала вызванная сторожем милиция, а за нею и машины "скорой помощи". Несколько висячих фонарей освещали огороженную забором новостройку и котлован. Возле бытовки тлел строительный мусор, на который помочился один из милиционеров.
- Отмени вызов пожарных, - сказал Рзоев молоденькому лейтенанту. - А этого - в морг, - он указал на Усатого, лежавшего на боку, с подогнутыми к животу коленями. Ноги его походили на две головешки, один глаз был широко открыт, другой вытек. Врачи занимались ещё двумя обожженными - оба были без сознания, но подавали признаки жизни.
Больше всего повезло Евстафьеву-Гнилому, которому удалось сбить пламя, добраться до своей "ауди" и уехать до появления милиции. В тот момент ему было не до своих охранников, корчившихся на земле.
- У того и другого обгорело процентов по пятьдесят кожного покрова, сказал один из врачей Рзоеву. - Выкарабкаются. Я поехал. Шашлыками воняет, как на пикнике.
- Ума не приложу, что тут случилось? - отозвался подполковник. - На бандитские разборки вроде не похоже. Буддисты хреновы, сами себя сожгли, что ли?
- Еще одного нашли, за домом, у подъезда, - доложил приблизившийся сержант, с автоматом через плечо. - Голова кирпичом проломлена. Дышит. Но заговорит не скоро.
Его уже перетаскивали к свободной машине "скорой".
- А эта усатая морда мне знакома, - прищурился Рзоев, вглядываясь в покойника. - Симеон у него в дружках был. Так, Клементьев?
- Так точно! - подтвердил милиционер. - А сам Симеон - тю-тю, знаете?