«В то же время 50 человек охотников, со всех частей отряда, бросились в реку и с неимоверными усилиями переплыли ее; некоторых из них сносило течением к самому Ахульго, и хотя они выходили на берег под сильнейшим неприятельским огнем, тем не менее почти все успели спастись от вражеских пуль. Вслед за этим натянули два каната и сделали опыты для устройства парома на бочках и на бурдюках; но все попытки кончились неудачей, потому что страшная быстрина течения и подводные камни решительно препятствовали переправе на пароме. Видя невозможность устройства паромной переправы, генерал Граббе пришел к убеждению, что единственным средством к переходу войск на левый берег реки может быть прочный мост, и потому на другой же день решил приступить к работе; охотников отозвали обратно в лагерь. 1-го и 2-го августа приготовлялся сруб и свозились материалы к месту переправы, а 3-го мост не доходил до противоположного берега всего только на 5 сажен. Горцы, видя наше намерение построить мост, вырыли на берегу ямы, чтобы укрыться в них от артиллерийского огня, и отсюда стреляли по рабочим; но скоро их выгнали сосредоточенными выстрелами артиллерии и стрелков, расположенных по берегу.
В то же время семь человек отличных пловцов переплыли реку и снова натянули канат, с помощью которого на левый берег перекинули лестницу, и по ней быстро переправились застрельщики и три роты, что послужило сигналом ко всеобщему бегству мюридов из завалов.
Таким образом, в несколько часов, почти без всякой потери, в виду неприятеля, совершена была переправа через реку, представлявшую для неприятеля все средства упорной обороны.
На другой день, т. е. 4-го августа, 2 батальона Кабардинского полка и два горных орудия переправились по вновь устроенному мосту на левый берег и заняли там позицию. Во все это время потеря отряда заключалась в 3 убитых и 37 раненых нижних чинах. Того же числа произошло небольшое дело с горцами, занявшими чиркатинские сады; но после непродолжительной перестрелки неприятель очистил их. Милиция Ахмед-хана Мехтулинского заняла Чиркату и при помощи постов наблюдала за дорогами из Аргвани, Игали и Чиркея. 5-го августа партия из андийцев и гумбетовцев, около 200 человек, взошла на высоты над позицией генерал-майора Лабинцева и начала тревожить нашу колонну; но посланные против нее две роты согнали ее с высот и заставили рассеяться.
6-го и 7-го августа возводились на левом берегу Койсу две новые батареи для легких орудий и мортирок, а 8-го числа они уже открыли по замкам огонь, настолько меткий, что он положительно не давал покоя мюридам, не позволяя им даже переходить из одной сакли в другую».
Под угрозой теперь оказалась и последняя переправа, соединявшая блокированное Ахульго с остальным миром. Сделав несколько демонстративных залпов и по ней, артиллерия смолкла. У канониров кончились заряды. Их скоро доставили через новый мост, но было велено не открывать огонь до особого распоряжения.
Лагерь Граббе пришел в движение. Войска распределялись по новым позициям. Пулло прикидывал, как воспользоваться создавшейся ситуацией, если Граббе объявит штурм. Галафеев, считавший, что Граббе бесцеремонно позаимствовал у него важнейшую тактическую идею, рвения не проявлял и только буквально исполнял распоряжения командующего. Другие командиры возбужденно носились по лагерю в предвкушении скорого конца компании.
Граббе, уверенный, что Шамиль теперь у него в руках, решил предъявить ему новый ультиматум. Он желал увидеть перед собой поверженного и смирившегося имама. Такая победа была бы несравнимо значительнее во всех отношениях. Крушить Ахульго ядрами, а затем брать штурмом то, что останется, Граббе уже не желал. В этом ему не виделось исторического величия. Граббе хотел не просто победы, он жаждал триумфа, который бы затмил славу предшественников и вознес его на недосягаемую для злопамятного Чернышева высоту. Триумфа, которым бы гордились не только дети, но и самые дальние потомки Граббе.
– Нет сомнения, что в войне с цивилизованным народом, привыкшим к некоторым удобствам, такая блокада принудила бы какую угодно крепость к сдаче, – объявил он своим генералам.