Ахульго

Бой длился еще несколько часов в крепости, башне, подземных этажах и примыкавшей к башне пещере. На Сурхаеву башню поднимались новые свежие роты, но только к полуночи крепость была полностью захвачена. Полная луна бесстрастно лила холодный свет на место сражения, сплошь усеянное телами погибших горцев и солдат.

С печальной вестью о захвате Сурхаевой башни и гибели ее защитников к Шамилю пробрался мюрид Магомед-Мирза. Снаряд оторвал ему обе ноги, и у солдат уже не поднялась на него рука. Позже на Ахульго вернулось еще несколько мюридов, сумевших выбраться из захваченной крепости.

Еще два дня пушки громили остатки Сурхаевой башни.

Нерский очнулся в лазарете. Голова его была перебинтована, и он едва смог приподняться, чтобы потянуться к кружке с водой. Заметив, что Нерский очнулся, санитар подал ему воды и позвал доктора.

– Нус, братец, жив? – устало улыбался доктор.

– А мы чуть было не записали вас в убитые.

– Что со мной? – с трудом спросил Нерский.

– Контузия.

– Это пройдет?

– Понемногу, – сказал доктор.

– Вы еще легко отделались. Ну да ничего, на днях отправим вас в госпиталь, в Шуру.

– Я здоров, – запротестовал Нерский.

– Я сейчас встану.

– Лежите, – приказал доктор, удерживая Нерского.

– С этим шутить нельзя.

– Не отправляйте меня, – попросил Нерский.

– Мне нужно быть здесь.

– Храбрец! – восхитился доктор.

– Там видно будет. Контузия серьезная.

Оставив Сурхаеву башню в тылу, Граббе начал продвигать блокадную линию к Ахульго. Теперь все батареи были нацелены на укрепления Шамиля, и артиллерия методично их обстреливала, пока Граббе размещал войска в новом порядке.

В военном журнале отряда Граббе цветисто расписал ход сражения и увенчал его бодрыми заверениями:

«Хотя потеря наша в продолжение приступа значительна, но она вознаграждается нравственным влиянием, произведенным над горцами взятием этого орлиного гнезда, к которому только наш штык мог найти доступ. Кроме того, нижние уступы утеса, на котором стоит башня, дают нам хорошую и менее растянутую наступательную позицию против Нового Ахульго. С Божьей помощью Шамиль и его сообщники не долго будут противиться оружию Его императорского величества».

Приложив к журналу план и профиль Сурхаевой башни, которые успел составить Алексеев, Граббе занялся представлениями к наградам. На радостях от взятия столь важного оборонительного пункта Шамиля Граббе включил в список отличившихся даже Нерского, несмотря на его декабристское прошлое.

Благодушие Граббе объяснялось не только взятием башни, но и тем, что от Головина, из штаба Кавказского корпуса, прибыли бумаги о производстве в очередные звания за дело при Аргвани. Галафеев стал генерал-лейтенантом, а полковники Пулло и Лабинцев сделались генерал-майорами. Сам Граббе получил только почетное звание генерал-адъютанта, что означало включение его в императорскую свиту при сохранении воинского звания генерал-лейтенанта. Поначалу Граббе заподозрил в этом козни старого недруга Чернышева, но, поразмыслив, счел почетное звание знаком особого расположения к нему императора. При удачном завершении компании против Шамиля Граббе вполне мог рассчитывать на производство в полные генералы.

Награждены были и многие другие, но в лагере ликования не наблюдалось. Офицеры вспоминали тяжелый бой за Сурхаеву башню, сопоставляли соотношение сил и результаты и с тревогой думали о том, что это было всего лишь началом. Что-то их ждет на Ахульго? Осмелевшие после пережитых смертельных опасностей, офицеры не скрывали своих мыслей:

– Полководцы выискались! Армию за кучу камней положат, только бы выслужиться.

– Что Граббе, что Пулло – немцам русских не жаль. Чего уж о горцах говорить.

– Да и царь у нас их кровей.

– Сам бы сходил на башню, узнал бы, почем фунт лиха.

Солдаты, потерявшие многих товарищей, мрачно роптали, покуривая трубки и стараясь не смотреть в сторону крепости Шамиля. Даже усиленный по случаю взятия башни рацион и двойная винная порция не могли победить общего уныния.

– Легче снять полумесяц с неба, чем с мечети на Ахульго, – предрекали бывалые вояки.

– Худой мир лучше доброй драки.

– Что и говорить. От таких побед одна погибель.

– Генералы солдат не считают.

Те же, кому все было нипочем, топили свои тревоги в вине и пускались плясать под веселую музыку. При этом они распевали крамольные песенки, сочиненные еще декабристами Рылеевым и Бестужевым и принесенные в войска разжалованными офицерами: Царь наш – немец русский – Носит мундир узкий. Ай да царь, ай да царь, Православный государь!

Только за парады Раздает награды. Ай да царь, ай да царь, Православный государь!