Ахульго

В кузне пылал огонь, перед горном сидел черный от сажи Магомед, но чугунные ядра плавились неохотно. Огня от желоба хватило лишь на то, чтобы отлить несколько ядер, которые еще нужно было обтачивать и смазывать маслом, чтобы ими можно было стрелять.

Убедившись в тщетности стараний Магомеда, Шамиль сказал:

– О брат мой, оставь, наконец, это дело. Даст Аллах, у нас еще будут настоящие пушки.

– Одна настоящая у нас уже есть! – отвечал Магомед.

– Но ей нужны ядра.

– От таких ядер толку мало, – покачал головой Шамиль.

– Самое большее, что можно ими убить, – это лошадь.

– Если попаду в лошадь шайтана Граббе, это будет удачный выстрел, – сказал Магомед.

– Хорошо, – махнул рукой Шамиль.

– Попробуй. Но оставь женщинам дрова, чтобы они могли варить баранов, которых прислал сын Курбана, или ты первый будешь есть их сырыми.

Ночью Магомед исхитрился спуститься с Ахульго, добыть где-то дров и вернуться с большой вязанкой.

Шамиль проводил на Ахульго целые дни и редко бывал в своем доме, даже ночью.

Жены Шамиля стали грустными, хотя и старались не подавать вида. Они уже выучились стрелять, и теперь в комнате у каждой стояло по ружью. Шамиль несколько раз отбирал у них оружие, но ружья появлялись снова. Жены и сами не были рады этой ненавистной утвари, но ружья их немного успокаивали, когда гора дрожала от артиллерийских залпов.

Старшие сыновья Шамиля были увлечены происходящим, пересказывали матерям последние новости и завидовал мюридам, которые целыми днями стояли у своих бойниц, высматривая противника. Но младший, Саид, по-прежнему смотрел на отца своими грустными глазенками, в которых Шамилю виделся укор.

– Почему он не улыбается? – спросил Шамиль жену.

– Улыбается, – вздохнула Джавгарат.

– Когда не стреляют.

– Скоро перестанут, – обещал Шамиль.

– Дай Аллах, – улыбнулась Джавгарат, украдкой утирая слезы.

– Не печалься. Аллах посылает людям испытания, так было всегда, – сказал Шамиль, положив руку на плечо жены.

– А Патимат, где она?

– Пошла за водой.

– Разве уже не слишком поздно? – спросил Шамиль с тревогой в голосе.

– Теперь днем за водой не ходят, – сказала Джавгарат.

– Но у нас есть запас в хранилище, – напомнил Шамиль.

– Люди стараются его беречь, – сказала Джавгарат.

– Кто знает, сколько все это продлится?

– Недолго, – сказал Шамиль, хотя уже не был в этом уверен.

– Патимат пошла одна?

– С сыновьями. И Султанбек пошел с ними, – ответила Джавгарат и вдруг задумалась, стал бы Шамиль так тревожиться, если бы за водой пошла не Патимат, а она.

– Это хорошо, – кивнул Шамиль, но тревога в его сердце все росла.

– И ты одна не ходи.

Граббе пытался туже затянуть петлю вокруг Ахульго, и у осажденных горцев возникали все новые проблемы. Главной заботой становилась вода, за которой приходилось спускаться в пропасть, к реке. И дело это становилось все более опасным, несмотря на то, что за водой отправлялись ночью.

Поев лепешек с сыром, Шамиль поднялся наверх. Из мечети слышался хор детских голосов, повторявших за учителем аяты Корана. В сумраке угадывались силуэты женщин, у которых за плечами поблескивали в лунном свете большие кувшины. На Старом Ахульго мерцало несколько огоньков. Сурхаева башня, резко очерченная на фоне огромной Луны, была похожа на часового. А горы напротив были усыпаны огнями костров отряда Граббе.

Шамиль вдруг услышал, как плачет его сын. Саид по-прежнему отказывался радоваться жизни, будто понимал, что она вовсе не так прекрасна, какой могла бы быть. Имаму казалось, что в плаче его сына есть и его вина. Но, чтобы создать новый мир, достойный человека – лучшего творения всевышнего, приходилось разрушать старый, в котором не было места истинной любви, настоящей свободе и подлинной справедливости. Многие считали, что Шамиль возжелал несбыточного, но имам готов был отдать жизнь за свою мечту. И в этом он был не одинок.

Глава 89

Саперы Граббе трудились ночи напролет, все ближе и ближе подкапываясь к Ахульго и Сурхаевой башне. Но дело продвигалось слишком медленно. Граббе неотступно терзало искушение объявить генеральный штурм. У него еще оставалась надежда, что горцы дрогнут и сдадутся, если навалиться на них всем отрядом. Но уточнявшаяся каждый день диспозиция упрямо свидетельствовала, что такой штурм грозит обернуться провалом и огромными потерями. И тогда впору будет думать не о победе, а о том, как спастись из-под Ахульго самому.

Если уж вести правильную осаду, следовало действовать осмотрительно, принимая все необходимые меры. А для начала устроить в Ашильтинских садах земляные печи для изготовления на месте хлеба и сухарей. Траскину было велено распорядиться насчет заготовки в Шуре новых партий продовольствия. Пусть свозят отовсюду, где имелись запасы. Да и по медицинской части предвиделась нехватка, прав полковой доктор, следовало озаботиться и на сей счет, не говоря уже о недостатке орудий для обстреливания Ахульго. Нужно выписать новые, с двойными комплектами зарядов, из резервных батарей. Да хотя бы от самого Головина, который должен был уже покончить с мятежниками на Самуре.