Ахульго

Шамиль и его помощники спустились по крутому узкому перешейку к Ахульго, миновали глубокие перекопы и, приветствуемые сидящими в укрытиях воинами, пошли дальше. Вдруг они заметили толпу взволнованных женщин, которые грозили кому-то половниками и скалками. Когда подошел имам, женщины расступились, смущенно опуская глаза. Их пленником оказался изобретатель Магомед, которого держали двое мюридов. Рядом стоял слепой старик, сказитель, который держал одной рукой край большого мешка, а другой вынимал оттуда разные предметы.

– Кувшин! – определил старик, поднимая над собой изящный медный кувшин.

– Мой! – крикнула пожилая женщина, забирая свое имущество.

– От матери еще остался!

– Таз! – показывал старик очередной предмет, извлеченный из мешка.

– Это мой таз! – радостно закричала другая женщина.

– Чтоб у этого негодяя руки отсохли!

– Чашка! – крикнул старик.

И у чашки тоже нашлась владелица.

– Что тут происходит? – спросил Султанбек.

– Вора поймали! – заголосили женщины, потрясая своими орудиями.

– Последнее хотел украсть!

– Его надо убить!

– Два подноса у меня стащил!

– А у меня самовар! Такой хороший самовар! С царскими медалями!

Самоваров оказалось целых два. Один из них держала в руках Патимат, жена Шамиля, а рядом стоял Джамалуддин, опустив глаза от стыда перед отцом.

Магомед пытался оправдываться, но улики были налицо. Поймал вора слепой певец. На Магомеда с огромным мешком никто не обращал внимания, пока он не поравнялся с сидевшем на солнце стариком. Тот, казалось, дремал, но чуткий слух его вдруг уловил легкое позвякивание. Как ни старался Магомед нести свой мешок тихо, но он был слишком тяжел, чтобы оставаться совсем бесшумным. Старик ухватил Магомеда так неожиданно и крепко, что тот выронил мешок, и из него посыпалась всевозможная медная утварь.

– Ты знаешь, что полагается за воровство? – спросил преступника Шамиль.

– Я не крал, имам! – отвечал перепуганный Магомед.

– Клянусь Аллахом, не крал!

– Тогда откуда у тебя все это?

– Дети сами принесли.

– Он их подговорил! – снова заголосили женщины.

– Обещал дать выстрелить из пушки, если они принесут что-нибудь медное!

– А что дети понимают?

– Вот и потащили самую дорогую посуду!

– Это правда? – спросил Шамиль.

– Да, имам, – опустил голову Магомед.

– Хотел сделать еще одну пушку, как та, что я притащил из Чечни. А для этого нужна медь.

Мюриды едва заметно улыбались, поглядывая то друг на друга, то на Султанбека.

– Все равно его нужно наказать! – сказал старик, бросая на землю опустевший мешок.

– Пушки годятся только для войны, а хорошая посуда нужна всегда.

– А разве теперь не война? – спорил Магомед.

– Кому нужна будет эта посуда, если всех нас перебьют?

– Как это – перебьют? – ужаснулись женщины.

– Мы же на Ахульго!

– Это он со страху сказал, – объяснил Султанбек, кладя тяжелую руку на плечо Магомеда так, что у того чуть не подогнулись ноги.

– Я должен тебя наказать, как вора, – сказал Шамиль.

– Хотя действовал ты, как видно, в интересах общества. Так что на этот раз пусть решают сами женщины, которые считают себя пострадавшими.

Женщины все еще пылали гневом, но решимости наказать вора у них заметно поубавилось. Они лишь перешептывались, не зная, как теперь поступить.

Вдруг раздался тяжелый грохот, как будто обрушилась скала. Это ударили пушки Граббе. По ущелью заметалось эхо, а по Ахульго пробежала легкая дрожь. Со скатов посыпались мелкие камешки. Одно ядро ударило в каменные завалы и, не причинив им вреда, скатилось вниз и упало в реку. Другое упало на землю, вырвав из нее волну острых осколков, а затем, шипя и подпрыгивая, покатилось по уступам горы. Воспользовавшись некоторым замешательством, Магомед вырвался и помчался следом за ядром. Он накрыл его папахой почти у самого обрыва. Ядро было раскаленное, и папаха дымилась, но Магомед вернулся довольный.

– А еще нам нужны ядра, – сказал он.

– Из этого получится целых три для моей пушки!

Женщин поблизости уже не было. Они торопились к своим жилищам, прикрывая медной посудой головы и скликая своих детей.

Шамиль понимал, что это только проба сил, пристрелка, попытка запугать его воинов. Но на остальное население Ахульго это произвело удручающее впечатление. Жить под бомбами никому не хотелось.

В резиденции Шамиля ждал Амир-хан с новыми сообщениями. Разведка доносила, что Граббе уже обустраивает батареи на горных гребнях и других возвышенностях, окружающих Ахульго. Саперы начали рыть окопы и заготавливать лес для их прикрытия. Ханские милиции приближаются, у Ахмед-хана Мехтулинского около двух тысяч человек, у шамхала Тарковского – полторы. Но их пока не будут пускать в дело, отводя горцам роль внешнего кольца, для того, чтобы не допускать к Ахульго помощь. Но полностью окружить Ахульго Граббе не может. У Чиркаты построен новый мост, который охраняют две роты с пушкой. Сагритлохский мост цел и никем не охраняется. С кутана за рекой прислали пятьдесят овец, их пригнал к переправе под Ахульго какой-то немой чабан. Он же передал монету с запиской от Айдемира, а сам вернулся назад.