Ахульго

Перестав воевать в Европе, император Николай I решил поправить дела внутри страны. Граф Канкрин, заведовавший Финансовым управлением, убедил его отменить государственную винную монополию и положиться на откупщиков. Те принялись подкупать нужных чиновников, но и казна в накладе не осталась. В нее потекли прибыли. В стране начали строиться железные дороги и порты, а следом росла торговля. К тому же Николай рискнул лично начать очередную финансовую реформу, чтобы заменить ассигнации, курс которых был неустойчив, кредитными билетами, обеспеченными драгоценными металлами. И Чернышев был уверен, что увлеченный реформами император не пожалеет денег, чтобы закончить, наконец, столь долгую и обременительную «малую» войну на Кавказе. Тем более что платить за все можно было терявшими ценность ассигнациями.

Когда Чернышев познакомился с планом Граббе, он ему понравился. Особенно тем, что он блистал пышным красноречием, вроде «Разбив наголову неприятеля, занять его неприступную твердыню», но не содержал точных цифр и дат. Предполагалось, что они определятся по ходу дела. Зато Граббе обещал ясные и весьма заманчивые результаты: во-первых, прочное утверждение владычества в Чечне и Дагестане, а во-вторых, скорое уничтожение партии Шамиля. Чернышев только добавил несколько важных деталей, снабдил план одобрительным отзывом и вместе с паническими письмами ханов повез его во дворец на высочайшее усмотрение.

Подавая папку императору, Чернышев сказал:

– План превосходный, ваше величество.

– Если бы все превосходные планы приносили такие же плоды… – усомнился Николай, пробегая глазами бумаги.

Не дочитав, он отдал папку флигель-адъютанту Адлербергу и спросил Чернышева:

– Вы полагаете, граф, это будет окончательный удар?

– С Божьей помощью, – ответил Чернышев.

– И при благоволении вашего императорского величества.

– А что Шамиль? Все так же упорствует?

– Генерал Граббе изъясняет, что Шамиль заперся в своем логове, в Ахульго, – отвечал Чернышев.

– Но как только он будет разбит и повержен, то и край весь не замедлит покориться.

– Помнится, Головин утверждал, что край и без того покорен, – произнес Николай.

– И дело лишь в упрямстве Шамиля.

– Отчасти он был прав, – сказал Чернышев.

– Однако неприязненные действия дагестанских обществ обнаружили, что покорность их была только мнимою. Они становились покорными только под угрозою наших штыков и отбрасывали всякую мысль о покорности, едва наши войска от них уходили. К тому же находится все больше таких, которые после ошибки Фезе считают себя равными с нами, мечтают о независимости, а о повиновении и не помышляют. Другие соглашаются быть только в союзе с нами, а не в повиновении и при удобном случае изменяют. А сверх того, есть общества, которые никогда не были даже мирными. Шамиль же расхрабрился и уверяет всех, что больших сил против них не может быть употреблено, а с теми, которые есть, они не только могут бороться, но мечтают даже не менее, как свергнуть наше владычество.

Николай пытался скрыть удивление и осмысливал услышанное. Он и не подозревал, что дела в Дагестане так плохи. Но пока спросил о другом.

– Головин также усматривал главную опасность на Черном море, от черкесов и турок, – продолжал Николай.

– Настроили мы крепостей, а толку?

– Крепости весьма пригождаются, – говорил Чернышев.

– Но тем временем главные возмутители усилились в Дагестане. Вот и ханы жалуются: властвуем-де, но не правим. Как я уже имел честь докладывать вашему величеству, Головин теперь и сам считает усмирение Дагестана делом первостепенным, для которого употребить должно все способы, ибо такое состояние Дагестана, где война становится всенародною, далее не может быть терпимо без очевидного вреда для нашего могущества.

– Это верно, граф, – согласился Николай.

– Но я не совсем уразумел из записки генерала Граббе, как именно он намерен осуществить сей грандиозный план?

Чернышев ждал этого вопроса, и у него готов был ответ:

– Произвести одновременный поход против всех горских народов, завладеть всеми важнейшими пунктами и, таким образом лишив горцев средств к пропитанию, заставить покориться. При таком повсеместном натиске Шамиль вынужден будет оставаться дома для собственной своей защиты, а потому окружить и разбить его не составит труда.

– Но хватит ли у нас средств? – вопрошал император.

– Смею полагать, ваше величество, что умиротворение Кавказа оправдает любые расходы, – заверил Чернышев.

– К тому же опыт показывает, что успех можно ожидать не от раздробленного действия малыми частями, передвигаемыми по первым слухам, часто преувеличенным, о сборищах горцев, но от совокупного действия значительной массы войск, по изготовлению всех нужных средств. В военном деле можно иногда допустить временные неудобства и даже некоторую потерю, чтобы тем сильнее и вернее поразить неприятеля в свое время.