Акапулько

— Я принес план на мудрый суд совета старейшин. Но пришел я сюда не как ребенок. Я представляю вам этот план как мужчина, который и сам сначала отнесся к замыслу с неодобрением и недоверчивостью… — одобрительный шепот разнесся по кругу. — Я разделился на две половины, и каждая из них исследовала этот план со всех сторон, спереди и сзади. Я накинулся на этот план и силой своего мозга почти уничтожил его, разорвав на мелкие кусочки… — головы старейшин согласно закивали. — Но потом я починил его, собрал заново, заменил отдельные недоброкачественные детали. Я представил его на суд своего двоюродного брата Агустина и потребовал, чтобы он нападал, и я отражал каждую его атаку. Потом нападал я, и Агустин защищался. Этот план сработает, — закончил Хулио, опуская глаза.

Заговорил Гуильермо — один из младших членов совета:

— Мы должны помнить о полиции.

— Их будет двое, — ответил Хулио, по-прежнему держа глаза опущенными вниз.

— Как ты можешь быть в этом уверен? — спросил Эстебан.

Отвечать стал Агустин. Он говорил скромнее, чем его брат:

— По телефону мы позвонили в полицейское управление. Мы сделали вид, как будто мы одни из тех, кто снимает кино. Я сказал на английском: «Можно ли привлечь для охраны еще полицейских, завтра, когда съемки будут происходить в горах? Чтобы было безопаснее». Офицер, который отвечал мне, очень рассердился и закричал, что в городе сейчас полно туристов и всем им тоже требуется защита полиции. «Двое — сказал он мне, потом добавил: — И двоих еще слишком много для такой чепухи…»

— Вот почему мы можем быть уверены относительно полиции, — подытожил рассказанное братом Хулио.

— Двое — это ничего, — высказал свое мнение Гуильермо.

— Давайте лучше поговорим о том, что будет после, — сказал Эстебан.

— После, — хвастливо воскликнул Хулио, — мы все будем очень богатыми.

— После, — заметил Эстебан без всякого выражения в голосе, — сюда придут солдаты. Много солдат. Эта gringa богата и очень значительна.

— Нет, нет, — быстро запротестовал Хулио. — Киношники выкупят ее обратно. В Акапулько ходит много разговоров о таких вещах. Гринго крадут и в других странах, и всегда за их возвращение дают громадные деньги. Гринго всегда платят выкуп за своих людей. Они так устроены.

— А солдаты? — настаивал Эстебан.

— Подобные дела требуют времени, — уверенно ответил ему Хулио. — Задолго до того как солдаты доберутся до нашей деревни, у нас в руках уже будут наши деньги; мы их спрячем, и ни одна живая душа никогда не узнает, что сделали Уачукан.

Эстебан посмотрел на пол. Один миллион песо! Какая женщина может стоить так дорого? По мнению Эстебана, просто бессмысленно платить за женщину такие безумные деньги. Впрочем, он никогда не мог понять чужеземцев.

— Хочет ли кто-нибудь из старейшин высказаться по поводу плана? — спросил он. Когда никто не ответил, Эстебан продолжил: — Тогда буду говорить я. Мы осуществим этот план, но очень осторожно. Деревня должна быть защищена. Я внес в план изменения. Десять человек слишком много…

— А что если произошла ошибка с полицией? — поинтересовался один из старейшин.

— Десять мужчин слишком мало, чтобы хорошо драться, и слишком много, чтобы быстро бежать. Потребуется всего горстка мужчин, — ответил Эстебан. — Тому, кто останется в деревне, о плане ничего не должно быть известно. Никому. Ни женщинам, ни детям. Если тех, кто будет делать работу, выследит армия или полиция, солдат и полицейских необходимо будет завести в горы, подальше от деревни. Если случится так, что мы должны будем драться, сражение произойдет в высохшем русле реки, в горах. Там солдат можно заманить в ловушку. Но мужчины, участвующие в плане, не вернутся в деревню до тех пор, пока деньги не будут уплачены и все не успокоится.

Краткая речь Эстебана была встречена одобрительным гудением круга старейшин.

— Теперь я отберу людей, которые будут участвовать в плане, — объявил Эстебан.

— Мы пойдем! — возбужденно выкрикнул Хулио. — Мы вам потребуемся, мы покажем эту женщину…

«Слабость всегда проявляет себя, — с угрюмым удовлетворением мысленно заключил Эстебан. — Она проявляется в глупости, в импульсивности — порок неизбежно дает о себе знать.» Вождь обратился к Хулио:

— Ты опишешь эту женщину участникам плана так, чтобы они не ошиблись. Ты опишешь эту женщину так, чтобы каждый участник смог бы сразу узнать ее. А когда ты закончишь, ее опишет Агустин. А потом ты будешь описывать ее снова. Затем Агустин. Потом снова ты. Но с нами ты не пойдешь. Ты и Агустин сегодня вечером вернетесь в Акапулько. Там ты сделаешь так, чтобы тебя увидело много людей. Ты поговоришь с одним, ты поговоришь с другим — и таким образом никто не сможет заподозрить, что между тобой и тем, что должно произойти, есть хоть какая-то связь. Когда все будет окончено, я дам тебе знать. И ты будешь делать то, что я тебе скажу…

— Así es[140]! — согласились старейшины. — Так и следует поступить!