Прежде чем Грейс смогла ответить, из темноты перед ними возник приземистый коротышка с колесообразными ногами и так быстро заговорил по-испански, что Форман не понял из его речи ни слова. Когда сообщение было передано и получено, толстяк убрался восвояси, покачивая головой и посмеиваясь.
— Это был Рафаэл, — сказала Грейс. — Твоя машина может ехать.
— Внешний вид этого Рафаэла не внушает доверия к его техническим способностям.
— О, — ответила Грейс, и в ее голосе проскользнуло мимолетное превосходство. — Рафаэл сказал, что у тебя просто кончился бензин.
Форман выругался.
— Рафаэл залил тебе в бак достаточно, чтобы доехать до Акапулько.
Форман остановился и взял руку Грейс.
— Давай вернемся вместе.
— В Акапулько? Я не могу. У меня есть работа…
— К черту ее, — сказал он. — Останешься со мной, пока картина не будет закончена. Еще одна неделя…
— Я не могу этого сделать.
— Ты не хочешь.
— Я хочу сказать, что буду чувствовать себя неправой, если стану жить с тобой. Постарайся понять мои чувства.
— Наверное, ты жалеешь о том, что мы сделали.
— Я не специалист по чувству вины, но у меня есть свои сомнения. А у тебя?
— Ты и взаправду живое существо!
— Мне жаль, что ты сердишься. Я не сержусь на тебя.
— Проклятье, ты что, хочешь, чтобы я каждый день елозил задницей по камням, забираясь на эти несчастные горы, а потом барахтался лицом в грязи, куда меня кидает банда дикарей? А что насчет моей работы? — Он попытался пнуть камешек, но промахнулся. — А, черт! Скажу тебе правду: когда мне в морду тычут ружьем, у меня резко портится настроение.
Она попыталась не улыбнуться.
— Твое настроение явно в состоянии вынести некоторое улучшение.
— Очень смешно. Можешь на досуге составить список вещей, которые тебе во мне не нравятся. Мое настроение, мои моральные устои, то, как я выгляжу и, может быть, то, как я занимаюсь любовью.
— Прекрати.
— И еще. Меня зовут Пол. Ты никогда не называла меня так. Даже там, наверху. Ну, произнеси, произнеси мое имя. Пол. Скажи его, черт бы тебя побрал!
— Пол.
— О, Господи! — воскликнул он. — Поедем со мной, ладно? Я не знаю, почему я этого хочу, но я хочу. Это что, сумасшествие? Должно быть, да. Поедем, хотя бы на несколько дней. Пока мои нервы не успокоятся и я не придумаю какого-нибудь способа снова сюда вернуться.
— Я не поеду с тобой, но я буду здесь, когда приедешь ты, Пол.
— Они снова одержали победу. Папы римские. Сборище пижонов, которые даже не представляют себе чувства мужчины, которого женщина крепко обхватывает своими бедрами. Они ничего не в состоянии понять.
— Приезжай поскорей, Пол. Пожалуйста.
Форман сделал несколько размашистых шагов к своему «фольцвагену» и остановился.
— Только запомни одну вещь. Долгими вечерами, когда ты будешь мудрить со своими дифтонгами и твердыми приступами, думай обо мне. Выключи свой проклятый магнитофон на десять секунд и подумай обо мне.
Грейс смотрела, как он идет вниз, к машине, — поднятые вверх, напряженные плечи, опущенная голова, весь очень мужественный. И сильный, и весь ушедший в свое собственное страдание и боль. Грейс хотела пойти за ним. Но не могла, так она считала. Пока не могла…
Глава 12
Когда Саманта открыла глаза, было почти три часа пополудни. Она сразу же почувствовала жалость к себе. Сегодняшнему сну не удалось привести ее в душевное благоденствие и покой; какое-то смутное стремление, подспудное, но страстное желание шевелилось в ней, заставляя неровно стучать сердце, лишая ее комфорта и непринужденности каждодневного пробуждения.
Саманта перевернулась на спину и принялась глубоко дышать. Уставившись в потолок, она напрягала каждый мускул в своем теле, не позволяя ни единой мысли пробраться в свой мозг, — она набиралась душевных сил для предстоящего дня. Потом медленный, очень медленный выход. Это упражнение было разработано с целью усилить циркуляцию воздуха и, одновременно, укрепить кожу и мышцы тела; по глубокому убеждению Саманты, оно также заряжало энергией ткани ее головного мозга. По крайней мере, так говорила ее массажистка в кабинете доктора Кенига. Когда ежедневный ритуал был завершен, Саманта нажала сигнальную кнопку на своем ночном столике и отправилась в ванную комнату.
Она приняла душ, горячий и холодный, оживленно растерлась полотенцем и скользнула в длинный розовый халат с кружевными оборками у горла и на запястьях. Выйдя на патио, Саманта уселась за круглый столик со столешницей из серого пятнистого итальянского мрамора и повернула лицо к солнцу. Рождество в Акапулько всегда несколько выводило Саманту из душевного равновесия: даже после стольких лет, проведенных здесь, Рождество по-прежнему ассоциировалось у нее со снегом, теплыми одеждами, подарками. А здесь, среди ее друзей, этот день почти не казался ей праздником.
— Buenas tardes, señorita. — Это была Трини, которая принесла поднос с завтраком.
— Buenas tardes, Трини.
Девушка поставила перед Самантой чашку со свежими, нарезанными дольками фруктами, кофейник и блюдечко с россыпью пилюль — Саманта регулярно принимала витамины и железистые таблетки.
— Gracias, Трини.
— De nada, señorita.