Этот чай, эта светская беседа... А она-то, дурочка, старалась, умную из себя корчила! Умненькая маленькая Аркадия! Аркадия просто готова была сгореть со стыда за себя. Как она себя презирала и ненавидела сейчас! Все ведь было продумано — все это были хитрые маневры, даже то, что Стеттин разрешил Хомиру войти во Дворец. Это она, эта дура набитая Каллия, так хотела и все устроила так, что умненькая Аркадия сама взяла да и предложила такое прекрасное объяснение для всего — такое, какое бы не вызвало никаких подозрений у жертв ее деяний, а ее личное участие во всем этом было минимальным.
Но почему же тогда она осталась на свободе? Хомир, без сомнения, арестован...
Если только...
Если только она послушается и отправится домой, в Академию, как приманка, с помощью которой они затянут в свои ловчие сети всех остальных.
Она ясно поняла, что в Академию ей возвращаться нельзя ни в коем случае.
— Космопорт, мадам.
Воздушное такси стояло на земле. Вот дела! А она даже и не заметила, как приземлились. Как тут было красиво!
— Благодарю, — проговорила она, сунула водителю банкнот, даже не взглянув на него, и выпрыгнула из кабинки на землю.
Не оглядываясь по сторонам, она бегом бросилась по асфальтированной дорожке.
Огни. Веселые, беспечные мужчины и женщины. Огромные, светящиеся в воздухе буквы — информация о прилетающих и улетающих звездолетах.
Куда же ей лететь? Ей было все равно. Она знала только, куда ей лететь нельзя — в Академию. Так что, в принципе, лететь можно куда угодно.
Слава богу, что все-таки было это мгновенное забытье — когда Каллия устала от своей игры. Она-то думала, что имеет дело просто-напросто с ребенком, и на мгновение расслабилась — дала волю своей радости.
Но Аркадия поняла и еще кое-что. Мысль эта неотступно вертелась у нее в сознании и пришла к ней еще до того, как она села в такси. Мысль эта означала конец ее детства.
Она знала, что должна убежать.
Это было самое главное. Да, они могут раскрыть любого конспиратора в Академии, могут даже схватить ее отиа — но она не могла, не имела права пренебрегать предупреждением. Она не могла рисковать собственной жизнью — ради всего Терминуса. Сейчас она была самой важной персоной в Галактике.
Она знала это уже тогда, когда стояла перед кассой-автоматом и выбирала, куда ей лететь.
Потому что во всей Галактике только она, только она одна знала, кроме них самих, знала, где находится Вторая Академия.
ТРЕНТОР...
Вряд ли найдется что-либо подобное оживленному космопорту на окраине столицы многонаселенной планеты. Впечатляет зрелище громадных кораблей, величаво покоящихся на стоянках. Если подгадать, можно увидеть потрясающую воображение картину — посадку звездолета, а если повезет еще больше — то и взлет стального гиганта. Причем все это происходит практически бесшумно.
Под взлетно-посадочное поле отведено девяносто пять процентов территории космопорта. Все это пространство отдано кораблям, обслуживающему персоналу и диспетчерским компьютерам, которые обслуживают и персонал, и корабли.
И только пять процентов территории отведено пассажирам, для которых космопорт — всего-навсего вокзал, откуда они могут отправиться ко всем звездам Галактики. Конечно, только единицы из этой многоголовой безымянной толпы остановятся, чтобы задуматься о том, сколько труда и инженерной мысли вложено в это грандиозное сооружение, связывающее тонкими невидимыми нитями всю Галактику. Возможно, найдется и такой, кто почешет затылок, увидев вблизи тонны сверкающей стали, — издалека ведь корабли казались такими маленькими! Невольно придет в голову мысль, что достаточно одному из этих циклопических цилиндров пройти мимо направляющего луча и грохнуться на землю в полумиле от места посадки, а может быть, даже и пробить гласситовую крышу зала ожидания, и от сотен тысяч людей останется лишь микроскопическая органическая пыль да порошок фосфатов.
Но такое могло прийти в голову только неизлечимому психопату. Система контроля безопасности действовала бесперебойно и четко.
Но о чем же думали все эти люди? Это же не просто толпа, как вы понимаете. Это толпа, имеющая определенную цель. Цель эта витает над залом ожидания и создает специфическую атмосферу. Выстраиваются очереди, родители шикают на детей, перевозится с места на место багаж — люди путешествуют, все куда-то летят...
А теперь представьте себе одно-единственное существо в этой толпе, которое не знает, куда ему лететь, и в то же время жаждет улететь куда-нибудь гораздо более сильно, чем все остальные: улететь куда угодно. Или, точнее, почти куда угодно.