Айвенго. Квентин Дорвард

– Вот эта линия, – продолжал цыган, – которая начинается у бугорка Венеры и, не прерываясь, сопровождает линию жизни, говорит о богатстве, о большом богатстве, приобретенном женитьбой. Ваша любовь будет удачна и принесет вам состояние и знатность.

– Такие предсказания вы делаете всем, кто к вам обращается, – сказал Квентин, – это обычная уловка вашего брата.

– То, что я сейчас говорил тебе, так же верно, как и то, что тебе грозит близкая опасность, – сказал Хайраддин. – Вот эта резкая багровая черта, пересекающая линию жизни, означает опасность от меча или какого-то насилия, которого вы, впрочем, избегнете благодаря верному другу.

– Уж не тебе ли? – спросил Квентин, раздосадованный тем, что этот шарлатан, рассчитывая на его легковерие, хочет предсказать последствия своей же собственной измены.

– Мое искусство ничего не говорит мне обо мне самом, – сказал цыган.

– В таком случае, – продолжал Квентин, – предсказатели моей родины превосходят вас со всеми вашими хвалеными знаниями, ибо они могут предвидеть не только чужую беду, но и опасности, которые грозят им самим. Я и сам, как шотландец, не лишен дара ясновидения, которым наделены наши горцы, и, если хочешь, сейчас тебе это докажу в благодарность за твое гаданье. Хайраддин, опасность, которую ты мне предсказал, ждет меня на правом берегу Мааса, и, желая ее избежать, я намерен направиться в Льеж по левому берегу.

Проводник выслушал эти слова с полнейшим равнодушием, которого Квентин, зная его замысел, никак не мог себе объяснить.

– Если вы выполните ваше намерение, – ответил Хайраддин, – опасность, которая вам грозит, перейдет с вас на меня.

– Но ведь ты только что сказал, что ничего не можешь предсказать себе самому? – заметил Квентин.

– Да, не могу – вернее, не могу тем способом, которым предсказывал вам, – ответил Хайраддин. – Но, зная Людовика Валуа, не надо быть колдуном, чтобы предсказать, что он повесит вашего проводника, если вам вздумается изменить данный ему маршрут.

– Он не поставит нам в вину это небольшое уклонение от предписанного им пути, если мы в точности выполним данное нам поручение и благополучно достигнем цели нашего путешествия, – сказал Квентин.

– Разумеется, – заметил цыган, – если только вы уверены, что король рассчитывал добиться цели, которую вам поставил.

– На что же другое мог он рассчитывать? И почему ты думаешь, что он имел в виду не ту цель, о которой говорил? – спросил Квентин.

– Да просто потому, что всякий, кто хоть сколько-нибудь знаком с наихристианнейшим королем, не может не знать, что он никогда не заикнется о том, чего больше всего домогается, – ответил цыган. – Я готов протянуть свою шею в петлю на год раньше, чем это ей предназначено, если из двенадцати посольств, отправляемых нашим милостивым Людовиком, в одиннадцати нет чего-нибудь такого, что не написано в верительных грамотах, а остается на дне чернильницы.

– Мне дела нет до твоих низких подозрений, – сказал Квентин. – Мой долг мне совершенно ясен: я обязан благополучно доставить дам в Льеж, а так как я думаю, что лучше выполню данное мне поручение, слегка изменив маршрут, то и беру на себя смелость отправиться в Льеж левым берегом Мааса. Кстати, тут и путь короче. Зачем же нам даром терять время и понапрасну утомляться, переходя реку?

– Единственно затем, что все богомольцы, за которых выдают себя ваши дамы, направляясь в Кёльн, всегда следуют в Льеж правым берегом Мааса, – сказал Хайраддин, – и если мы изменим общепринятому обычаю, это будет противоречить вымышленной цели их путешествия.

– Если у нас потребуют объяснений, – возразил Квентин, – мы скажем, что уклонились от принятого пути потому, что испугались слухов о нападениях герцога Гельдернского, или Гийома де ла Марка, или разбойников и ландскнехтов на правой стороне реки. Это и оправдает наши действия.

– Как хотите, сударь, – ответил цыган, – мне ведь все равно, вести вас левым или правым берегом Мааса. Только потом уж вы сами отвечайте перед вашим господином.

Квентин немного удивился, но в то же время очень обрадовался такому скорому согласию Хайраддина, ибо он опасался, как бы цыган, убедившись, что его план не удался, не предпринял каких-нибудь решительных действий. А между тем прогнать его теперь – значило бы наверняка навлечь на себя преследование Гийома де ла Марка, с которым цыган поддерживал связь, тогда как, постоянно имея его на глазах, Квентин надеялся не дать ему вести тайные переговоры с посторонними лицами.

Итак, не думая больше о первоначально намеченной дороге, путники поехали левым берегом широкого Мааса и совершили последний переход так быстро и счастливо, что на следующий день рано утром уже достигли цели своего путешествия. Здесь они узнали, что епископ (чтобы поправить здоровье, как он говорил, а может быть, потому, что боялся быть захваченным врасплох мятежными жителями города) перенес свою резиденцию в прелестный Шонвальдский замок, расположенный в миле от Льежа.