– Бедняга, – сказал Людовик, и в голосе его послышалась несвойственная ему мягкость, – так это голод тебя усыпил! Я знаю, у тебя аппетит – лютый волк. Но я спасу тебя от этого зверя, как ты спас меня от другого. Ты был скромен, и я обязан тебе благодарностью. Можешь поголодать еще час?
– Хоть двадцать четыре, государь, – ответил Дорвард, – иначе какой же я был бы шотландец?
– Ну, не хотел бы я даже за второе королевство быть тем пирогом, на который ты набросишься после такого поста, – заметил шутливо король и добавил: – Но речь идет не о твоем, а о моем обеде. Сегодня со мной обедают кардинал Балю и этот бургундец, граф де Кревкер. Мы будем только втроем… Как знать, что может случиться!.. Сатана всегда найдет себе дело, когда враги встречаются под личиной дружбы.
Людовик умолк и о чем-то глубоко задумался; судя по его лицу, то были мрачные думы. Видя, что король совсем о нем позабыл, Квентин решил спросить, в чем же, собственно, будут заключаться его обязанности.
– Ты будешь стоять на карауле за буфетом с заряженным ружьем, – ответил Людовик, – и, как только увидишь измену, убьешь изменника наповал.
– Измена, государь, в этом замке, который так охраняется! – воскликнул Дорвард.
– Ты считаешь это невозможным, – сказал король, по-видимому нисколько не задетый такой откровенностью, – однако история доказывает, что измена может проникнуть и в щель… Разве тут поможет охрана, глупый мальчик! Quis custodiat ipsos custodes?[160] Кто порукой, что мне не изменит самая стража, которой я вверил охрану?
– Тому порукой их шотландская честь, государь! – смело ответил Дорвард.
– Ты прав, ты прав, дружок! – сказал весело король. – Шотландская честь всегда была безупречна. На нее можно положиться, и я ей верю. Но измена!.. – И лицо короля опять омрачилось. Он продолжал в волнении, шагая взад и вперед: – Измена сидит за нашим столом, искрится в наших кубках, рядится в платье наших советников, улыбается устами наших придворных, слышится в хохоте наших шутов, а чаще всего таится под дружеской личиной примирившегося с нами врага. Людовик Орлеанский поверил Иоанну Бургундскому и был убит на улице Барбет. Иоанн Бургундский поверил орлеанской партии и был убит на мосту Монтеро. Я никому не поверю, никому! Слушай: я не спущу глаз с этого дерзкого графа, да и с кардинала тоже – я и ему не очень-то верю, – и, когда я скажу: «Ecosse, en avant»[161] – стреляй и уложи Кревкера на месте.
– Это мой долг, государь, когда жизнь вашего величества в опасности, – заметил Квентин.
– Конечно. Только это я и хотел сказать. К чему мне смерть этого дерзкого воина! Будь это еще коннетабль Сен-Поль… – Тут король замолчал, как будто спохватившись, что сказал лишнее, но тотчас продолжал со смехом: – Я вспомнил, как наш зять Иаков Шотландский – ваш король Джеймс, Квентин, – заколол Дугласа, когда тот гостил у него, в своем собственном замке Скирлинге.
– В Стирлинге, не во гнев будь сказано вашему величеству, – заметил Квентин. – Из этого дела вышло мало добра.
– Так вы зовете его Стирлинг? – спросил король, как будто не расслышав последних слов Квентина. – Ну, пусть Стирлинг, дело не в названии. Но хоть я и не желаю зла этим людям… нет, их смерть ни к чему бы мне не послужила… да они-то, быть может, иначе относятся ко мне… Ну ладно, я полагаюсь на твой мушкетон.
– Я буду ждать сигнала, но…
– Ты колеблешься, – сказал король. – Говори, я тебе разрешаю. От такого, как ты, можно иногда получить дельный совет.
– С вашего разрешения, я хотел только спросить, – ответил Квентин, – зачем, если у вашего величества есть причины не доверять этому бургундцу, вы хотите допустить его к вашей особе, и притом наедине?
– Успокойся, господин оруженосец, – сказал король, – есть опасности, которым надо прямо смотреть в глаза. Если же ты начнешь уклоняться от них – гибель становится неизбежной. Если я смело подойду к собаке, которая рычит на меня, и приласкаю ее, то десять шансов против одного, что она меня не тронет. Если же я выкажу ей свой страх, она наверняка бросится и укусит меня. Я буду с тобой откровенен: для меня очень важно, чтобы этот человек вернулся к своему сумасбродному господину, не затаив гнева против меня. Вот почему я и иду на такую опасность. Я никогда не боялся рисковать своей жизнью для блага моего королевства… Ступай за мной!
Людовик повел своего юного телохранителя, к которому он, видимо, чувствовал особенное расположение, через ту потайную дверь, в которую вошел сам, и по дороге, указывая на нее, сказал:
– Тот, кто хочет иметь успех при дворе, должен знать все ходы и закоулки, потайные двери и западни этого замка не хуже, чем его главные ворота и парадный вход.