Айвенго (Ivanhoe)

Could I have hoped to render it worthy of your patronage, the public would at once have seen the propriety of inscribing a work designed to illustrate the domestic antiquities of England, and particularly of our Saxon forefathers, to the learned author of the Essays upon the Horn of King Ulphus, and on the Lands bestowed by him upon the patrimony of St Peter.	Если бы я мог надеяться, что эта книга достойна Вашего покровительства, читатели сразу поняли бы полную уместность посвящения труда, в котором я пытаюсь изобразить быт старой Англии и в особенности быт наших саксонских предков, ученому автору очерков о Роге короля Ульфу са и о землях, пожертвованных им престолу св. Петра.
I am conscious, however, that the slight, unsatisfactory, and trivial manner, in which the result of my antiquarian researches has been recorded in the following pages, takes the work from under that class which bears the proud motto, "Detur digniori".	Однако я сознаю, что поверхностное, далеко не удовлетворительное и упрощенное изложение результатов моих исторических разысканий на страницах этого романа ставит мое сочинение гораздо ниже тех, которые носят гордый девиз: Detur digniori [3].
On the contrary, I fear I shall incur the censure of presumption in placing the venerable name of Dr Jonas Dryasdust at the head of a publication, which the more grave antiquary will perhaps class with the idle novels and romances of the day.	Напротив, я боюсь подвергнуться осуждению за самонадеянность, помещая достойное, уважаемое всеми имя д-ра Джонаса Драйездаста на первых страницах книги, которую более серьезные знатоки старины поставят на одну доску с современными пустыми романами и повестями.
I am anxious to vindicate myself from such a charge; for although I might trust to your friendship for an apology in your eyes, yet I would not willingly stand conviction in those of the public of so grave a crime, as my fears lead me to anticipate my being charged with.	Мне было бы очень желательно снять с себя это обвинение, потому что, хотя я и надеюсь заслужить снисхождение в Ваших глазах, рассчитывая на Вашу дружбу, мне бы отнюдь не хотелось быть обвиненным читателями в столь серьезном проступке, который предвидит мое боязливое воображение.
I must therefore remind you, that when we first talked over together that class of productions, in one of which the private and family affairs of your learned northern friend, Mr Oldbuck of Monkbarns, were so unjustifiably exposed to the public, some discussion occurred between us concerning the cause of the popularity these works have attained in this idle age, which, whatever other merit they possess, must be admitted to be hastily written, and in violation of every rule assigned to the epopeia.	Поэтому я хочу напомнить Вам, что, когда мы впервые совместно обсуждали этого рода произведения, в одном из которых так неделикатно затронуты частные и семейные дела Вашего ученого северного друга мистера Олдбока из Монкбарнса, у нас возникли разногласия относительно причин популярности этих произведений в наш пустой век.
It seemed then to be your opinion, that the charm lay entirely in the art with which the unknown author had availed himself, like a second M'Pherson, of the antiquarian stores which lay scattered around him, supplying his own indolence or poverty of invention, by the incidents which had actually taken place in his country at no distant period, by introducing real characters, and scarcely suppressing real names.	Каковы бы ни были их многочисленные достоинства, нужно согласиться, что все они написаны чрезвычайно небрежно и нарушают все законы эпических произведений. Тогда Вы, казалось, придерживались мнения, что весь секрет очарования заключается в искусстве, с которым автор, подобно второму Макферсону, использует сокровища старины, разбросанные повсюду, обогащая свое вялое и скудное воображение готовыми мотивами из недавнего прошлого родной страны и вводя в рассказ действительно существующих людей, порою даже не изменяя имен.