Стелла бросается вперед, едва не сбив Мака с ног. Изо всех сил она спешит к грузовику, сильно при этом прихрамывая. По пути Стелла задевает своей распухшей ногой край трапа и вздрагивает от боли, на пол начинает капать кровь.
На середине трапа Стелла останавливается. Шум внутри грузовика стихает. Руби умолкла.
Стелла аккуратно поднимается дальше по трапу, который потрескивает под ее весом. По неуклюжей походке видно, с какой болью ей дается этот подъем.
В конце трапа она останавливается и протягивает хобот в темноту.
Мы ждем.
Тоненький серый хобот появляется вновь. Он робко выпрямляется, ощупывая воздух. Стелла охватывает детский хоботок своим. Изгибаясь, они глухо постукивают друг о друга.
Мы снова ждем. Тишина накрывает весь «Шатер».
Тук. Тук. Шаг, еще шаг, пауза. Шаг, шаг, пауза.
Вот наконец и она – такая маленькая, что может целиком (и даже с большим запасом) поместиться под животом у Стеллы. Ее кожа свисает складками, которые покачиваются, пока Руби спускается по трапу.
«Не лучший экземпляр, – говорит Мак, – зато задешево досталась, купил ее у разорившегося цирка с запада. Они ее из Африки выписали, а спустя месяц уже прогорели. – Мак взмахивает рукой в сторону Руби: – Вся штука в том, что публика обожает детенышей. И слонят, и маленьких горилл… Да мне хоть маленького аллигатора дай, и я озолочусь!»
Стелла ведет Руби к своим владениям. Мак и двое мужчин идут за ними. У дверей загона Руби останавливается в нерешительности.
Мак с силой пихает ее сзади, бормоча: «Лови намек, чтоб тебя!» – но Руби не двигается с места, как и Стелла.
Мак берет в руки метлу. Поднимает ее. Стелла мгновенно делает шаг вперед, закрывая собой Руби.
«Быстро в клетку, обе!» – кричит Мак.
Стелла оценивающе смотрит на него. Мягко, но решительно она вталкивает Руби к себе в загон и только после этого входит сама. Мак с лязгом захлопывает дверь.
Я вижу два сплетенных хобота. Слышу, как Стелла что-то шепчет.
«Бедная малышка, – говорит Боб. – Добро пожаловать в съезд 8, “Шатер”: цирк, магазины и игровые автоматы – дом Айвана, единственного и неповторимого, могучего силвербэка!»
Когда Джулия приходит, она усаживается у владений Стеллы и рассматривает новенькую. Мне она не сказала и двух слов.
Стелла тоже со мной не разговаривает – она слишком занята заботами о Руби.
Она и правда очень милая, эта малышка Руби, со своими висящими, как листья пальмы, ушами, – но зато я хорош собой и силен.
Боб делает круг по моему животу, прежде чем улечься на самое удобное место. «Да брось, Айван, – говорит он, – ты теперь старая новость».
Джулия вытаскивает лист бумаги с карандашом. Я вижу, что она рисует Руби.
Я ухожу в угол своих владений – обижаться. Боб ворчит. Он не любит, когда я прерываю его отдых.
«Домашнее задание», – недовольно напоминает отец Джулии. Она вздыхает и откладывает рисунок.
Я ворчу, и Джулия поворачивается в мою сторону. «Бедный старый Айван, – говорит она, – я совсем не обращаю на тебя внимания, да?»
Я снова издаю ворчание – полное достоинства и подчеркнуто равнодушное.
Джулия задумывается на секунду, а потом улыбается. Она подходит к моим владениям и просовывает в щель листки бумаги и карандаш. Он катится ко мне по цементному полу.
«Ты тоже можешь нарисовать малышку», – говорит Джулия.
Я перекусываю карандаш надвое своими великолепными зубами. А потом съедаю немного бумаги.
Я пытаюсь дуться даже после того, как Джулия с отцом уходят. Но в этом нет никакого толку.
Гориллы по природе своей не любят долго дуться.
«Стелла? – зову я. – Сегодня полнолуние. Видишь?»
Иногда, если повезет, сквозь стеклянный потолок ресторанного дворика нам удается увидеть краешек луны.
«Уже видела», – откликается Стелла. Она шепчет, и я понимаю, что Руби, должно быть, спит.
Спрашиваю: «С Руби все хорошо?»
«Она слишком худая, Айван, – отвечает Стелла. – Бедняжка провела в этом грузовике не один день. Мак купил ее в цирке, как и меня, но она пробыла там совсем недолго. Руби родилась на воле, как и мы».
«Но с ней все будет хорошо?» – спрашиваю я.
Стелла не отвечает на мой вопрос. «В цирке дрессировщики приковали ее к полу, Айван. За все четыре ноги. Цепи снимали только на один час в сутки».
Я пробую понять, отчего они вынуждены были так поступить. Я всегда стараюсь думать о людях хорошо.
«Но зачем они это делали?» – наконец спрашиваю я.
«Чтобы сломить ее дух, – говорит Стелла. – Чтобы она могла научиться держать равновесие на тумбе. Чтобы вставала на задние ноги. Чтобы бессмысленно бродила по кругу, пока на ее спине скачет собачонка».
Я слушаю усталый голос Стеллы и вспоминаю все те трюки, которым ее обучили.
Проснувшись на следующее утро, я вижу маленький хобот, выглядывающий из-за прутьев владений Стеллы.
«Здравствуй, – раздается негромкий чистый голосок. – Я Руби». – И тут она машет хоботом.
«Здравствуй, – говорю я, – а я Айван».
«Ты обезьянка?» – спрашивает Руби.
«Вот уж нет».
Уши Боба встают торчком, хотя его глаза по-прежнему закрыты. «Айван горилла, – говорит пес. – А я – пес сомнительного происхождения».