Айседора

Айседора обвила ногой чужое бедро. Ладонь блондинки переместилась по шелковистой коже выше и скрылась под тканью. Там, наверное, сжала упругую ягодицу, потому что Айседора быстро толкнулась вперёд и прикрыла глаза. Блондинка потёрлась о пах Исы, и с её пухлых покрасневших губ слетел прерывистый стон, больше похожий на скулёж.

— Дафна, — выдохнула Айседора, и Диомед наконец узнал имя второй девушки.

— Моя Иса, — жалобно простонала Дафна, когда ладони Айседоры слегка сжали её грудь.

— Здесь нельзя, — произнесла Иса, продолжая тереться о девушку и разминать пальцами нежную плоть.

— Тогда где? — задыхаясь спросила Дафна. — Скажи, и я приду. Хочу чувствовать твои руки, а не свою одежду. — Блондинка наклонилась и, осыпая поцелуями ключицу Айседоры, убрала ладонь из-под хитона.

— Не сегодня и не завтра. Отец хочет, чтобы в ближайшие три дня я принимала просителей, да и Дмитрий будет ждать тебя, чтобы спланировать свадьбу. Но после этого я свободна. Мы можем встретиться у водопада. Скажи брату, что пойдёшь плавать со мной.

Вместо того чтобы ответить «да» или «нет», Дафна, отступив, сказала:

— Буду там на закате.

— Я тоже, — ответила Айседора, смотря на девушку с бесконечным обожанием.

Айседора прижалась бёдрами к Диомеду. Он давно привык к такой реакции. Всякий раз по возвращению в своё прошлое подопечная начинала извиваться в его объятиях, будто в той комнате с ней был он. Но его там не было. Как и тогда он не мог дать Исе то, чего она по-настоящему хотела сейчас. И вовсе не потому, что не был женщиной. Нет, его Айседора могла совершенно свободно удовлетворять свои желания в постели и с мужчиной, и с женщиной. Эта невозможность была связана с наказанием, которое Диомед получил много лет назад до появления в его жизни удивительной Исы: он был неспособен удовлетворить её самое сокровенное, самое жгучее желание.

Острия клыков вонзились в вену, язык щекотал прижатую кожу — Иса продолжала тереться о бесполезное тело древнего вампира. Обычно Диомед предлагал взамен свои пальцы или игрушку, или же Иса приводила кого-то, а он тихо смотрел, снедаемый желанием. Но сегодня во время требовательных движений Айседоры Диомеду вспомнились насмешливые слова человека, взявшего её в заложники: «Я был внутри твоей Исы. Много раз…», и на какой-то момент старейшина почувствовал злость, будто его обманули.

Как бы Диомеду хотелось — каким-то извращённым образом — понаблюдать за этой парочкой. Дерзкий ублюдок, смело смотревший ему в глаза, был красив. Он был тёмный, как Иса, и такой же уверенный, как сам Диомед. Наблюдать за паршивцем, как тот берёт его женщину, стало бы ещё тем зрелищем.

Айседора вытянула клыки из запястья Диомеда и положила руки ему на грудь. Немного поднявшись, она увидела, что её господин тихо лежит с закрытыми глазами, длинные волосы разметались на подушке.

Как бы ни хотелось, но тело Айседоры ещё не исцелилось, хотя мышцы стали куда сильнее, чем раньше, а по венам с гулом разносилась странная смесь из умиротворения и возбуждения.

По просьбе Исы Диомед перенёс их в момент, когда впервые увидел её с Дафной — в воспоминание, которое она лелеяла больше всего на свете. Айседора увидела себя с любимой так, как видел их в тот день Диомед. В её собственных глазах светилась любовь, во взгляде Дафны — желание, а когда их тела наконец соприкоснулись, Иса увидела слияние душ. Благодаря своему господину она могла возвращаться в это воспоминание снова и снова.

Диомед. Для всех он был сложной головоломкой. Для всех, кроме Айседоры. И хотя своего господина она до конца не разгадала, Диомед давал ей больше, чем кто бы то ни было.