Шагов через десять она наткнулась на группу из четырех босяков, праздно притулившихся в нише здания. У одного из них, зловещего на вид детины с длинными черными волосами и бородой, рука висела на импровизированной перевязи, а у его приятеля, стоящего рядом, было основательно изуродовано лицо. Компания расположилась возле окошка какого-то, по видимости заброшенного, жилища — стекла покрывал невообразимый слой грязи, а некоторые и вовсе были разбиты и кое-как залатаны обрывками бумаги. Но затем Матушка Ласвелл разглядела за стеклом зажженную свечу и изнуренное, бледное лицо слабоумного ребенка, таращащегося на улицу. Из комнаты послышалась ругань, что-то с грохотом ударилось о стенку, потом кто-то закричал, в ответ на что раздался визгливый пьяный хохот. Позади бездумно пялящегося ребенка, словно неприкаянные адские духи, засуетились какие-то люди.
Матушка Ласвелл вдруг поняла, что омерзительные переулки и аллеи трущоб густо заселены, несмотря на пустые с виду улицы. Она ощутила, как ее сознание, словно удушающий туман, обволакивают тысячи скудоумных, горестных и безысходных душ. Дух местности питался голодом и болезнью, а еще алчностью, цепким замутненным злом. Женщина попыталась отыскать надежду, но нашла совсем немного — как в себе самой, так и в окружающем мраке.
— Выпьем, матушка? — бросил один из четверки, к вящему веселью своих приятелей, и она торопливо прошла мимо, вцепившись в сумку под накидкой. В здравом уме в такое место ничего ценного не берут — если только, конечно, кто-то целенаправленно не ищет неприятностей.
Он сказал «матушка»… Женщина украдкой оглянулась на типов. Несомненно, всего лишь совпадение.
Вдруг виски у нее запульсировали болью, и Матушка Ласвелл поняла, что где-то совсем рядом вновь вышел на свободу призрак Эдварда. Осознала это со всей отчетливостью, как если бы он стоял рядом.
— Эдвард? — прошептала она, вновь прислушиваясь сознанием, поскольку уши здесь вряд ли помогли бы. Впереди показался заволоченный туманом внутренний двор, и женщину повлекло туда. Там ее взору предстала парящая в клубах водяной дымки освещенная фигура, чьи очертания постепенно обретали все большую четкость, пока призрак Эдварда — а это был, несомненно, он — полностью не сформировался. Благодаря туману трехмерный образ его выглядел очень правдоподобно, прямо вылитый живой мальчик. Эдвард как будто увидел мать — во всяком случае, она была уверена в этом. У Матушки Ласвелл тут же перехватило дыхание, а сердце так защемило от тоски, что чувства едва не оставили ее. С вытянутыми руками она двинулась к нему, пока не окунулась в его свет — не в скудное мерцание свечи, с помощью которой она проецировала призрака, когда владела светильником, но в яркий и почти живой свет. Словно картинки на экране, в сознании женщины замелькали образы — воспоминания о тех временах, когда Эдвард был жив. Вот Мэри Истман, совсем девочка, вот книжки у его кровати, разведенный камин, а вот клочок земли, по которому туда-сюда мелькает его тень, и тень веревки, отходящей вверх от его затылка…
Матушку Ласвелл захлестнуло волной боли и скорби, она и побрела во тьму. Когда же женщина оглянулась, образ мальчика исчез. Теперь ей открылось, что двор, в котором она оказалась, отделяется от соседнего длинной стеной. А прямо над ней находится освещенная комната — та самая, что она видела в зеркале этим утром, на сеансе Мейбл Морнингстар. Нарбондо так же сидел за столом и смотрел на нее, и перед ним покоился череп Эдварда с погасшими глазницами. Увиденное вновь наполнило Матушку Ласвелл ужасом и страстным желанием — эмоциями обычно несовместимыми, но только не сейчас. Внезапно позади застучали чьи-то шаги, и женщина резко обернулась. Из густой тени слева показался какой-то мужчина в низкой шляпе с круглой тульей, которая придавала ему вид сельского священника.
— Я послан передать пожелание доктора, мэм, — он снял шляпу и манерно поклонился. Макушка у него оказалась лысой, и теперь, с ниспадающими прядями оставшихся волос, мужчина смахивал на Нерона. — Он зовет вас к себе наверх, мэм, предлагает вам подняться по собственной воле.
— Вам известно, кто я? — вопросила Матушка Ласвелл, не позволяя незнакомцу запугать себя. Хоть она и оказалась на чужой территории, но тем больше у нее оснований, чтобы проявить решительность. И после общения с призраком Эдварда женщина лишь утвердилась в своем намерении.
— Нет, мэм, — ответил посланец. — Мне известно лишь, что доктор желает перемолвиться с вами словечком. Я дожидаюсь вас уже целый час, с самых сумерек, и вот вы наконец и появились. Теперь я обязан выполнить свой долг и проводить вас наверх.
— Что ж, тогда я обязана выполнить свой долг и последовать за вами. Впрочем, позвольте поинтересоваться, вы видели призрака только что?
— Отчетливо.
— То был призрак моего сына, — изрекла Матушка Ласвелл. — Что вы об этом думаете?
— Думать не моя забота, мэм. Этим занимается доктор. Так пойдемте?
— Только после того, как я узнаю ваше имя.
— Джордж Киттеринг, мэм, к вашим услугам.