То ли от уже выпитого коньяка, то ли от всепроникающего ромового аромата, то ли от того, что он обнимал девушку, то ли от того, что этот гипнотический взгляд лишал воли – всё вокруг закружилось, стены, бар, диван, стол, стулья. Расплывчатые волны пространства спиралью разбегались от него, сквозь стены, вдаль и возвращались плотными кругами. В глазах потемнело. Миллионы иголочек впились в кожу.
Кто-то взял его ладонь и, как маленького ребёнка отводят от края дороги, потянул, настойчиво, осторожно и медленно…
Проснулся от тишины. Обнажённый. Разобранный диван. Кухня. Притенённые окна. В мозгу булькало и переливалось вместе с движением глаз. Пришлось их закрыть. Правда, получилось ненадолго. Не было сил и желания вспоминать, что случилось, что было, что произошло. И даже мысль «о, как мне херово» от бессилия и головокружения не могла нормально сформироваться. Под закрытыми веками кружилась красноватая темнота, раскачивая и медленно погружая его в забытьё. Где-то зазвенел телефон. Настойчиво и требовательно. Выволакивая из спасительного сна. Пока он с кряхтением и матом поворачивался, чтобы подняться и сесть. Пока сел и поймал равновесие. Пока мучительно ориентировался – откуда идёт сигнал. Пока, превозмогая перекатывание бильярдных шаров в голове, встал и сделал пару шагов. Чёрт! Телефон умолк. Стоя в центре кухни, опираясь на стол, пытался сообразить, что делать дальше. Взгляд упал на большой стеклянный кувшин с жидкостью, стоявший на столе. Спасение!
После доброй половины лимонно-солёной прохладной воды, взгляд посветлел, горизонт расширился.
На столе лежал блистер аспирина, в корзинке с подтаявшим льдом бутылка пива, накрытый полотенцем завтрак. Пробка от разбитой бутылки – коснулся пальцами
и вспомнил.
Вспомнил, как набухался вчера и, пытаясь добить разум ромом, не удержал неудобную бутылку в руках – разбил. А потом пришла Настя, убрала осколки, вытерла лужу. Отвела его на диван, раздела, легла рядом, обняла, и сделала абсолютно неожиданную вещь – запела колыбельную.
Это сейчас он сидел поражённый и мгновенно протрезвлённый, а ночью – просто уснул. С этой колыбельной он родился. Эту колыбельную пела мама, когда он, чего-то вдруг испугавшись, сидел ночью в манежке и плакал. Когда принёс в первом классе двойку и слёзы обиды катились по щекам. Когда придя с выпускного вечера, свалился в прихожей, мрачный, серый: соседку по парте, соседку по лестничной площадке, первую любовь – напившийся одноклассник на машине сбил насмерть. И когда он вернулся с войны в дружественной среднеазиатской стране, и орал во сне. И потом…
Совпадение?
Неизвестно
И каждый раз, когда они встречались, он порывался, но не мог осилить непонятный страх, спросить её – откуда она знает эту песню.
Этим вечером она снова появилась у него. И снова, и снова.
Она всегда. Всегда-всегда – скромно стояла в проходе входной двери, словно дожидаясь разрешения войти. Спокойно, смотрела своими голубыми глазами в него. Он видел, ощущал, что для неё равнозначно стоять, войти или уйти. И все её движения были такими, поступки, слова и глаза. Они звали и отталкивали и были равнодушными. Поражали глубиной омута и обманывали солнечными бликами мелкого песка под поверхностью воды.
Это была его первая женщина… девушка. Постоянная. С которой встречался больше трёх раз и не за деньги. Обычно у него были проститутки. Дорогие проститутки. Очень дорогие проститутки. Нереально дорогие женщины.
Настя отказывалась от денег в любой форме. От наличных, от всевозможных банковских карточек, от повышения зарплаты и премиальных. Он водил её по дорогим ювелирным салонам, она равнодушно смотрела на умопомрачительное сияние драгоценностей. Её не интересовали одежда и обувь. Как и косметика.
Сначала он думал, что слишком заносчива, а предлагаемые подарки слишком мелочны. Потом решил, ей неудобно, она стыдится. Но это была и не скромность. Пришло понимание – всё это ей просто безразлично. Она не считает это ни ценностями, ни знаками внимания, ни атрибутами престижа и статуса.