Читаем Агриков меч полностью

— Из леса пришёл, туда и вернулся, — пожал Павел плечами. — Мы-то по следу долго не шли, потому, как время поджимало. Но, думаю, едва ли нашли бы чего, до ближайшего ручья проследили бы или до реки. Матёрый враг это был. Серьёзный. Ну, ничего, по стреле, дай бог, сыщем его рано или поздно.

— А мы не сыщем, так ты, князь, отцу своему стрелу покажи, — добавил Юрий. — Если против него воровство затеяно, ему полезно узнать будет.

— Ох, головы-то полетят, — недобро усмехнулся Павел. — Константин Васильевич правитель крутой. Быстро обидчика выявит. Да так расспросит, что пожалеет шельма содеянного, когда зубами-то по нужде ходить станет, да кровью мочиться. Всё как есть выложит, как на духу.

Слухи о суровости отца, похоже, быстро обрастали жуткими и невероятными подробностями.

***

Обедали юные князья вместе с Павлом и его женой Варварой. Ждали и Юрия Ярославича, но тот неожиданно отправился по делам, а Павла оставил за старшего. Ни бояр, ни даже воеводу к столу не позвали — не пиршество какое-нибудь, обычная трапеза. И Борис в очередной раз подивился, сравнивая обыденную жизнь муромских князей с жизнью князей суздальских. Дома даже рядовую трапезу обставляли как хорошую пирушку, с гостями, скоморохами, сказителями, певцами или прочим каким весельем. А здесь не княжеский двор, а монастырь какой-то.

На обед подавали перловку. При отцовском дворе такую еду считали мужицкой, простой, но в Муроме, как успел заметить Борис, перловку предпочитали всем прочим кашам. А главное умели её готовить. На этот раз сильно распаренную кашу сдобрили какой-то травой и корешками, так что, слюнки начали течь от одного только пара, и лишь прикончив огромную миску, Борис смог говорить.

Впрочем, беседа вышла короткой, здесь вообще за столом говорили мало, предпочитая не тратить попусту время. Лишь Варвара справилась мягким журчащим голосом о здоровье Константина Васильевича и братьев, а Борис, смущаясь, ответил, что, мол, все живы, здоровы, чего и вам желают. Собственно вот и весь разговор. Да и то сказать, язык уж едва ворочался.

Княжна, на юношеский взгляд Бориса, была восхитительно красива. Он весь обед украдкой поглядывал на неё. И не даром Павел, словно Диоскор, прятал её в тереме, как рассказал ему вчера Пётр. Борис князя одобрял. Такую красоту беречь надо. Правда заметил он и печаль, проступающую сквозь улыбку Варвары. И даже сам загрустил, гадая, что могло испортить княжне настроение.

***

Совет Борису понравился. Ему вообще всё больше и больше нравился Муром. Своей простотой в делах и в жизни, отсутствием дворовой суеты. Жизнь в пограничье наложила на поведение людей свой отпечаток. И совет не стал исключением. В отличие от тех, что проводил его отец с братьями в Суздале, а потом в Нижнем Новгороде, этот был сугубо деловым и серьёзным. Никаких боярских слащавых и пустых речей, ни малейших заискиваний, в надежде получить тёплое место (да и было ли в Муроме тёплое место?), никакого лизоблюдства перед старшими и хамства младшим. Все говорили коротко и только по делу.

Но с другой стороны, как отметил Борис, сравнивать советы в Нижнем Новгороде и в Муроме просто бессмысленно. Это всё равно, что сравнивать красивый выезд княжеской соколиной охоты и жестокую военную стычку. И в том и в другом есть свои особые прелести. Кстати, соколиной охоту, как и прочие такого рода развлечения, здесь не знали тоже. Зачем, если есть настоящий противник. Вурд.

Первым делом князья и бояре выслушали одного из селян, что обратился к ним за помощью. То был староста большого села Тащилово, к которому тяготели и подвергшиеся нападению деревни. Мужик перед князьями и боярами не робел нисколько, говорил напористо и даже требовательно. За вольность такую, он не то что окрика не получил, но, напротив, как заметил Борис, то и дело ловил одобрительные взгляды советников. Причём обращался мужик исключительно к Юрию Ярославичу, остальных вроде бы и не замечая.

— Вурды одолели, просто напасть какая-то, — говорил он. — Никогда столько набегов не видели. Люди деревни пока не бросают. Но готовы уже. Так что, князь, как говорится, долг платежом красен. Взялся ты землю защищать, дань с деревень берешь. Время пришло и отплатить. От одного-двух, мужики, положим, и сами отбились бы, но они же, черти, стаями прут, войском целым! Так что помощи просим, Юрий Ярославич, не обессудь.

От бояр и князей пошли вопросы. Староста подробно отвечал, обращаясь по-прежнему к Юрию, словно князь только и расспрашивал его; рассказал, как вурды нападали, когда, какой убыток нанесли, сколько людей при набегах погибло.

Несмотря на смелые речи, старосту князь к совету не пригласил, дабы не смущать вольными речами бояр.

— Иди, — сказал он. — Тебя выслушали, теперь решать будем.

Староста поклонился и вышел.

— Некстати вурды эти, ох как некстати, — заметил князь. — Город не достроен. А только и оставлять так нельзя. Раз объявили, что княжество возобновляем, раз подати взимаем с деревень, значит и защитить их обязаны.

Перейти на страницу:

Все книги серии Мещерские волхвы

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза