Агония и смерть Адольфа Гитлера

Я начал доклад с характеристики противника, имея в качестве наглядного материала подготовленную мною большую схематическую карту с обозначением сил противника. К этой карте Гитлер проявил особый интерес. Во время доклада он несколько раз обращался к Кребсу с вопросом, действительно ли приведенные мною сведения о мощи противника соответствуют истине. Кребс подтверждал каждый раз мои данные.

Затем я доложил о положении наших войск. За исключением двух глубоких прорывов близ Шпандау и в северной части Берлина, все же удалось удержать основную линию фронта. Попутно я охарактеризовал ситуацию на участках обороны Берлина в связи с направлением туда моего корпуса. Гитлер, однако, заставил меня рассказать об этом подробнее.

Коснувшись также положения гражданского населения, я тотчас же заметил, что затронул чуждую для всех область. Геббельс забеспокоился, посмотрел на меня пристально и взял слово, не спросив разрешения у Гитлера.

Все, по словам Геббельса, конечно, было в порядке, о чем ему докладывал время от времени его заместитель. Я должен был подавить в себе возмущение. В конце своего выступления я указал на большую угрозу всему снабжению. Все склады находились во внешней черте города, и над ними уже нависла опасность. Геббельс намеревался снова вмешаться, но тут выступил Кребс, который начал докладывать об общем положении.

Мне стало ясно, насколько эта камарилья была повязана между собой. Все, что им было неприятно, они игнорировали. Роль Гитлера казалась мне уже сыгранной. Физически и душевно сломленный человек являлся теперь лишь орудием в руках этой камарильи.

Из выступления Кребса 25 апреля 1945 года в моей памяти остались следующие моменты. Кребс докладывал: «9-я армия сообщила, что она движется в направлении Зу-кенвальда, то есть в западном направлении».

Гитлер возбужденно постучал по столу тремя карандашами, которые он постоянно держал в левой руке и которые служили ему для успокоения дрожащих пальцев.

Увидел ли он разрушенным каркас своего «оперативного плана» по освобождению от блокады Берлина? Кребс умел, однако, ловко успокаивать Гитлера, несмотря на то что каждому трезвому человеку было ясно, что 9-я армия после отвода 56-го танкового корпуса не была в состоянии атаковать крупные силы русских частей.

Задача 9-й армии заключалась, конечно, в том, чтобы избежать окружения и соединиться с 12-й ударной армией генерала Венка, а Кребс докладывал: «12-я ударная армия генерала Венка начала наступление для освобождения Берлина от блокады».

Это и были резервы Германии!

«Широкие и глубокие прорывы русских частей через армейскую группу Вейкселя должны будут оказывать отрицательное влияние на оборону Берлина», — доложил Кребс.

Между тем был уже час ночи. После совещания все, включая трех личных секретарш, приняли участие в непринужденной беседе. Вот здесь я узнал некоторых людей ближе.

26 апреля положение защитников Берлина стало более критическим. На всех участках произошли глубокие прорывы. Кребс звонил почти каждый час и старался представить общую ситуацию по возможности благоприятной. Прежде всего, по его сведениям, 12-я ударная армия продвигается вперед и ее боевые дозоры уже приближаются к Потсдаму. Несмотря на неоднократные запросы, Кребс не давал никакого ответа о действиях северной группы войск, наступление которой было так желательно. В действительности же обе эти группы даже не выступили.

Следует также упомянуть еще об одном эпизоде, характеризующем поведение камарильи.

Поздно вечером Геббельс позвонил мне по телефону. Самым вежливым тоном он просил отпустить в имперскую канцелярию на несколько часов одного из командиров подучастка из северного Берлина — подполковника Беренпфенига.

Беренпфениг до прибытия моего корпуса являлся самостоятельным командиром участка обороны, затем же стал командовать подучастком. В прошлом руководитель гитлеровской молодежи, он был фанатичным сторонником Гитлера. Затронутый в своем самолюбии, он обратился к Геббельсу, который хорошо его знал.

Примерно через 2—3 часа после разговора с Геббельсом, по телефону позвонил также генерал Бургдорф и сообщил мне, что подполковник Беренпфениг произведен в генерал-майоры и Гитлер высказал пожелание, чтобы его назначили в качестве командира самостоятельного участка.

Мне начало казаться, что укрепрайон превратился в дом для умалишенных.

Я ежедневно информировал Кребса об обстановке. От ежедневных вечерних обсуждений стратегической обстановки в имперской канцелярии я был освобожден в связи с большой загрузкой.